Она постояла, послушала и пошла прямо на музыку, как-то очень скоро очутившись на опушке против большого дома, в котором сразу узнала дом лесничего. Что она здесь очутилась, ее никак и ничто не удивило. Что у лесничего играли на рояле и что-то хорошее, не удивило тоже, потому что ей сразу как-то показалось — в таком доме так все и должно быть. Звуки лились из растворенного большого, но не освещенного окна, и потому, что в лес, под деревья, доходили только заглушаемые вечерней сыростью звуки, а изначальные, первые, все чистые и ясные слышались хорошо только внутри дома через растворенное окно, Елена Сергеевна подумала о теплоте и уюте в этом доме.
Она отвернулась от окна и вышла к крыльцу.
— Кто там? — спросил ее голос из полумрака.
На крылечке у жаровни сидел Тенин и еще кто-то. Перед тем как ее окликнуть, Елена Сергеевна слышала, как он сказал собеседнику:
— Коров такого количества, какое развели мы, люди, природой никогда не было предусмотрено. В древних, даже просто старых лесах и степях туров, зубров, бизонов и прочих парнокопытных не могло быть больше, чем определял это биологический закон жизни и развития. Помимо отмирания от старости или невыносливости тогда действовал, как составное этого закона, и волк, и другие хищные звери. Всё этим регулировалось. Теперь же мы создали такие стада и такую культуру заботы о них, что у нас коров врачи лечат. Количество коров настолько велико, что ради прокормления их отдавать под выпасы остатки былых лесов есть преступление, граничащее с безумством. Где же выход? Корм скоту не в лесу надо искать, а в поле и на лугах, которые надо восстанавливать во многих местах земли нашей, а не распахивать. Поле должно обеспечить корм скоту, а не остатки леса.
«Должно быть, опять кто-нибудь просит у него выпасов», — подумала Елена Сергеевна, которая знала о слабости Тенина воевать за лес, и подошла к крыльцу. А то, что Тенин давно объявил войну таким просителям, Елена Сергеевна знала также давно.
— Вот, — сказала она, подходя к Тенину, — заблудилась.
И, поздоровавшись, рассказала, зачем она в лесу очутилась и как прошла Каменную сторожку.
— Этому Анатолию придется выдать, — выслушав, заметил мрачно Тенин и сказал: — Ну пойдемте в дом, вас, наверно, комары съели.
Поднимаясь по ступенькам, она заметила, что собеседником Тенина был кто-то из Козловки, и догадалась, что в эту весну у Романова опять плохо с кормами, и прошла в дом.
Тенин провел ее в темный зал, где за роялем, кончив играть, в густых сумерках какая-то девушка перебирала ноты. Тенин щелкнул выключателем, и девушка, похмурившись от ярко вспыхнувшего света, повернулась к ним.
— Знакомьтесь, — сказал он, — племянница, пианистка, не знакомы?
— Нет, — ответила Елена Сергеевна и протянула девушке руку.
Та пожала руку и сказала:
— Аня.
Тенин усадил Елену Сергеевну в кресло у высокой кафельной печки с медными старинными отдушниками, и она почувствовала, что от печки тянет теплом. Дом, несмотря на устоявшуюся уже теплую погоду, еще протапливался. В нем было сухо, не пахло прелью, как всегда бывает весною, когда перестают топить. Тенин очень любил тепло и протапливал печи в доме даже летом, если начинались долгие, затяжные дожди.
Вошла в зал полная, давно уже остаревшая, но все еще живая, бодрая жена Василия Васильича, низенькая, сосредоточенная Варвара Самсоновна и принесла Елене Сергеевне пуховую шаль. Она молча накинула ее на плечи Елене Сергеевне, молча же и вышла. И Елена Сергеевна почувствовала, как хорошо ей сейчас у теплой печки после ходьбы по сырому и захолодавшему к вечеру лесу и как хорошо вот так жить в этом доме. Сильно чесались ноги, накусанные комарами, но почесать их, успокоить Елена Сергеевна находила неприличным. Она спросила Аню, что она окончила, долго ли училась и что только что играла. Аня отвечала, что играла одну из пьес Брамса, где и сколько училась, и Елена Сергеевна залюбовалась ее красивой, в строгой прическе головою и всею стройной ее фигурой, облаченной в белое, со вкусом сшитое платье.