К средине недели в сухую землю был положен весь пересев, без надежды на то, что вырастет. Казалось Павлу Матвеичу, что справили люди, в том числе и он, какую-то обязательную, ритуальную, а в сущности, совсем никому не нужную работу и замолчали, подумав: «Ладно, что там, велено, порядок справлен». Но тут же к этому и добавил: «А все же, рано или поздно, а ломать этот порядок придется».
Эти несколько дней после воскресенья и ярмарки в Пориме отняли у Павла Матвеича много сил. Пропотевший, голодный, с омерзением чувствуя нечистоту своего тела и белья, он приезжал к себе поздно, кое-как отмывался в огороде за бузиной холодной водой, ел без аппетита то, что «сварганила» хозяйка, ложился спать, а чуть свет снова уезжал «по вотчине».
В таком состоянии ему даже на минуту не хотелось заглянуть к Елене Сергеевне. Он страшно боялся, что усталость его невыгодно выставит его перед нею. К тому же — а это могло быть от переутомления — ему не нравилось в себе то какое-то непонятное нервозное состояние духа, которого он не любил никогда, и всегда старался от него отделаться побыстрее. Пропадая в полях и хозяйствах, он надеялся, что эта нервозность скоро пройдет, «заглохнет на воздухе».
Но вот уже и средина недели была, а нервозность его не проходила, даже будто усиливалась до того, что он не мог, не хотел слышать пения птиц. На ночь он плотно закрывал единственную в комнате форточку окна, которое выходило в огород, — там где-то в кустах старой смородины и крыжовника пел соловей. В поле ему мешали жаворонки, звона и трелей которых он обычно не замечал, а если и замечал, то они-то уж нигде и никогда ему не мешали.
Однако Елене Сергеевне, когда бывал близко к ближнему концу Медвешкина в хозяйствах, он послал с Сашкой две записки. В одной, очень короткой, он писал четким, круглым, очень разборчивым почерком:
«Елена Сергеевна! Дела держат в полях, погода не радует. Как освобожусь — Ваш гость обязательный. Головачев».
Вторая записка была определеннее, она была написана так:
«Дорогая Елена Сергеевна, исскучался. Мотаюсь по хозяйствам, а дума с Вами. Надеюсь — в субботу или воскресенье свидимся. Много, много хочется сказать Вам. Всегда с Вами. Головачев».
Эту записку Павел Матвеич в конверт положил, заклеил и так велел передать Сашке.
Елена Сергеевна была довольна получением их, записки свидетельствовали о достаточно серьезных намерениях Павла Матвеича. Елена Сергеевна хорошо оценила это.
Второй причиной, почему Павел Матвеич до самого воскресенья так и не увидел Елены Сергеевны, было то, что Синегалочкин совсем «взбесился» и всех замотал своими совещаниями. Едва неделя пошла на перелом, едва наметилась ее середина, как Синегалочкин говорил уже не о том, что даст пересев, а о том, какой он урожай намерен собрать по району. Об урожае он говорил уже так, как будто урожай этот давно лежал у него в кармане, и стоило только открыть этот карман, как все посыплется сразу в автомашины и пойдет по назначению. Он уже думал не о том, что уродится, а думал загодя о том, что он может «выдать».
А для того чтобы проверить, что все ли пересеяно, учредил Синегалочкин инспекционные поездки работников управления по хозяйствам района и проверил работу, как он называл, «способом перекрестного опыления». Означало это то, что, покуда Павел Матвеич, измучив вконец поездками полуголодного, полузаросшего щетиной Сашку, которому никаких командировок и командировочных не полагалось, болтался по незнакомым полям Аргамакова, Михайловского, Языкова в другом конце района, кто-то уже, с той же целью проверки работы Головачева, болтался по неизвестным ему полям под Поримом, Романовом, Медвешкином, в тоже для него незнакомом конце района.
Два дня — четверг и пятницу, — не слезая с машин, так болтались люди Синегалочкина в этой проверке пересева «способом перекрестного опыления».
В субботу с утра все собрались у Синегалочкина. Устроив вернувшимся с полей опрос тем же «методом перекрестного опыления» о состоянии пересева и качестве работ, он тут же выступил со своими соображениями об уборке урожая.
— Сев кончился, главное сделано, площади сева подытожены, отчет почти составлен, надо думать об уборке. Надежды самые оптимальные, — сказал он.
После этого Аким Акимыч устроил короткий перерыв на обед, попросив всех собраться после отдыха. Измученные поездками, невыспавшиеся люди вышли на воздух с облегчением, думая о завтрашнем, воскресном дне, заботясь, как бы Синегалочкин и его не отобрал на какое-нибудь заседание.