— А с топором-то зачем, с топором? — не унимался молодой Анущенко.
— Дык как же? — отвечал Обсчет. — А Доход с оборота послал все дыры в заборе заделать. Вчера заделал последние, а сегодня уже вновь отодрали. Ведь он, этот Доход-то с оборота, Андреев-то, боится, что у него с базара кассиры из-за границы разбегутся и денег в банк не сдадут. Они меня вместе с Потолкуевым по всем дырам прогнали, работу мою признали отличной.
Анущенко повел плотника спать домой, а Елена Сергеевна, слушавшая весь этот разговор у штакетника, мало что поняла из него. Разъяснился этот разговор для нее немного позднее, когда уже прибежала Елочка, молчаливо, как и при выходе с ярмарки, взяла Елену Сергеевну под руку, прижала ее руку к себе и вновь телом направила их новый путь прямо туда, где возле угла парка останавливается «Тарабанья-барабанья» и где была городская автобусная станция.
Из того, что молча проделала Елочка, Елена Сергеевна поняла, что Павла Матвеича нет и в гостинице и что и в самом деле пора уезжать домой из Белыни. Взглянув на свои маленькие наручные часики, которые очень берегла, Елочка сказала Елене Сергеевне решительно:
— Через пятнадцать минут пойдет «Тарабанья-барабанья». Едемте, чего же?
И Елена Сергеевна, больше не думая ни о чем, решила ехать домой. Она очень была в этот час благодарна Елочке за молчаливое участие, как ей казалось, в ее судьбе, а более всего за то, что Елочка молчала и ни о чем не спрашивала.
Когда же они подошли к автобусной станции, то увидели странную картину. Анущенко, успевший уже отвести Обсчета спать, занимался тем, что никому не позволял садиться в автобус.
— Товарищи, — задорно объяснял он, — машина занята для срочного оперативного задания. Не напирайте, не срывайте мероприятия.
В этот момент возле машины появились еще два местных милиционера — Бубосов и Трынкин, с ними бежал кто-то в соломенной шляпе и с полевою сумкой на боку, позади, едва успевая за Бубосовым и Трынкиным, бежали Андреев и Потолкуев. Они ругались на ходу.
— Торгаш ты, а не торговый работник! — кричал Андрееву Потолкуев. — Прозевал шесть машин доходу! Это же все в банк должно сдано быть!
— А ты не финансист! — огрызался Андреев. — Тебе бы все твой доход с оборота! А для тамбовских доход с оборота не важен?
— Зад. . .ца! — возражал Потолкуев. — Это они в свой банк сдадут, а не в наш. А должны, где продали, там выручку и сдать. Закона не знаешь? Прозевал три процента?
Добежав до автобуса, ворвавшись в него, Потолкуев крикнул дяде Коле через стекло в кабинку:
— Погоняй! На Порим ушли! Больше некуда деваться тамбовцам! По-ого-оняй же, идол!
И тут «Тарабанья-барабанья» проделал такой прыжок на месте, какого при его состоянии здоровья ожидать от него было невозможно. Он, дрогнув, почти подпрыгнул на месте и взял с ходу так, что уже через минуту его след простыл на улице, выводящей к Нечайке на Поримскую дорогу.
И тут выяснилось вот что. Кто-то, пришедший с ярмарки под хмельком, рассказывал уже уморительную историю. Петр Спиридоныч Потолкуев и Петр Маркелыч Андреев, бдительно уже с обеда охранявшие все подступы и отступы, к ярмарке и от нее, чтобы какие заезжие «из-за границы» не улизнули, не сдав выручки в Белынский госбанк, как полагается по закону, прозевали вдруг кассиров шести машин, приехавших на ярмарку из Тамбова с «горячительными напитками».
Петр Маркелыч, с утра выудивший из общей массы гостей эти машины с «горячительным товаром», показал их Петру Спиридонычу, и они тут же решили вызвать старого Обсчета, числившегося в служащих базара, и приказали ему накрепко залатать все бреши в заборе базара, а сами заняли посты — один у машин, другой на выходе с ярмарки — под въездной аркой.
И вот бывает же такое наваждение на человека. Уже и продажа «горячительного» с машин шла к концу, уже и уставшие и осоловевшие от жары кассиры с трудом закрывали свои чемоданы, набитые «всмятку» деньгами, и Петр Маркелыч уже предвкушал сладость заключительной сцены этой торговли, думая о том, как он подойдет к кассирам и в категорической форме предложит им идти в банк сдавать выручку и как они удивятся бдительности местных, белынских работников — накрыты!
Но тут случилось так, что к Петру Маркелычу Андрееву подошел какой-то такой старый друг, какой-то такой старый знакомый, что Петр Маркелыч даже ни фамилии, ни имени его не помнил, а только знал, что это или старый друг, или просто старый и очень хороший знакомый. А вот откуда он — того, убей бог, не вспомнить! И пошел тут у них разговор:
— Что, как?
— Да вот так.