Тогда решил Павел Матвеич побриться холодной водою, но тут же был ошарашен новым происшествием — тетя Саша рубашку прожгла.
— И паралик его знает, как получилось, — причитала она, — гладила, все хорошо было. А потом вдруг в утюге что-то трык — и из него искра́ во все стороны. И где прожглась-то, родимая! — причитала она, рассматривая сорочку на свет. — Вся спина в дырьях.
Она сорочку латать, а Павел Матвеич как сел на кровать опять, так и еще с полчаса просидел на ней, оглядывая через окно давно опустевший гостиничный двор, бузину в цвету у забора и «санитарный узел» под ней.
Из гостиницы он выбрался, когда уже с ярмарки шли и ехали. И сколько он ни искал и ни ждал Елену Сергеевну и Елочку и у въездной ярмарочной арки, и у карусели, и в толпе, сколько он ни караулил ее на выезде из города и на остановке «Тарабаньи-барабаньи» — Елена Сергеевна нигде «в руки не давалась».
Тогда, решив, что Елена Сергеевна совсем на ярмарку не приезжала, послав чертей «той тёпе», Елочке, за то, что не назвала заранее места свидания, купил он кило два с половиной отличной, ранней клубники у какого-то заезжего «чемоданщика» в папахе, даже не сообразил, что ягода была привозная, «издалечная», — и махнул с покупкой на выезд за город и уже далеко за ним, где-то на горе Нечайке, голоснул знакомому шоферу, катившему с ярмарки целый букет старух и молодых женщин с покупками.
Шофер ему даже место опростал в кабинке, и к Пориму подкатил его как раз тогда, когда солнце встало за полдень уже часа на три и жара уже свалилась с вершины неба к окаёму сухой духотой и дрожала уже не везде видимая глазом, а стелилась только маревом за лесами и далекими увалами.
Павел Матвеич за час отделал расстояние, отделяющее Порим от ближнего медвешкинского конца, и был у Елены Сергеевны уже тогда, когда соловьи начали булюмкать.
Шагая к Медвешкину, идя вдоль опушки Долгой дубравы и с наслаждением вдыхая сочившийся сюда медовый запах зацветающего поля свекольных высадок, Павел Матвеич почему-то вновь не слышал ни одиноких трелей соловьиных, ни «горошку» их, ни даже простого цвирканья, на что только и горазды соловьи в эту пору весны от полудня до четырех-пяти часов дня. Чёрта теперь Павлу Матвеичу были соловьи, когда он был полон решимости «взять город».
Павел Матвеич ничуть даже не был удивлен, когда, шагнув на крыльцо домика Елены Сергеевны, обнаружил на двери крошечный замочек, такой крошечный и слабый, что ежели его хорошенько в ладони зажать и повернуть в сторону, то ему и «шею сломать» можно было бы. Отметив это про себя и решив, что Елена Сергеевна, должно быть, с «этой тёпой» Елочкой, а может быть, и с Настасьей Иванной погулять запросто в лесок пошли, он положил свою покупку на лавочку, сел рядом и задумался уже не о том, что он Елене Сергеевне скажет, а о том, куда он путь свой с ней направит, если победа его будет полная и совершенная.
Ему очень понравились эти слова — полная и совершенная. Он помнил, что прочитал их о ком-то давно в какой-то книге, был рад им, как материальной очень хорошей находке, и в мыслях своих понесся уже дальше. «Нет, жить я так, как в городе жил, не буду. Что за устремления у меня были? В город, в Москву прорваться, окопаться в ней, в столице жить! Высокие связи, большое знакомство! А что, если мирно, просто жить? Елена, дети, хорошая, осмысленная работа, работа на земле, а не в конторе. Творить на земле, а не доить ее, как корову, лишь бы только доилась. И жить с Леной, с Леной, любя ее, любя жизнь, а? Да это же то, что нужно, а? — спрашивал он себя и говорил: — Нет, не все кончено. Жизнь еще не прожита. Если хорошо подумать, то она только еще начинается».
Так думал он и радовался, что придал оборот своим мыслям такой, какого еще не придавал своим мыслям, пожалуй, за все свое житье на белом свете. Он радовался тому, что в душе его просыпалась какая-то новая жажда к жизни, новое отношение к ней, и он очень, очень хотел такой жизни. И думал он обо всем об этом так долго и радостно, покуда не услышал шагов и голосов Елены Сергеевны и Елочки.
Елочка первой заметила Павла Матвеича, первой кивнула ему и, не останавливаясь, пошла к школе, что-то сказав Елене Сергеевне на ходу. Елена Сергеевна, будто ничего и не случилось, подошла к крылечку и спросила: