— Так это одно и то ж, — отвечали ей. — Мы по-старому, по привычке.
И вот от этого было много у Елены Сергеевны путаницы разной с розысками адресов больных по первому времени. И не раз уже она думала: «Советские люди, живут по-советски, а все от своего старья отделаться не могут. Ведь в нем, в селе-то, пять тысяч жителей, около тысячи дворов, не менее тысячи школьников разных возрастов. Чтобы добраться до одной Топорихи или Агапова, полдня нужно потратить. А они еще — Самодурка, Чёртовка!»
Успев побывать не раз в Романовке и Козловке, побывав в лесничестве и ближнем селе от него — Сентяпине, в этих крепких, уже давным-давно хоть и на старый вид, но прочно и хорошо обстроившихся селах, Елена Сергеевна только диву давалась, сравнивая эти села с Медвешкином. И в Сентяпине, и в Козловке, и в Романовке — люди горделивые, сдержанные, веские такие, от них не услышишь и слова, чтобы оно как-то безразлично к характеру их прозвучало, чтобы стариной от него какой шибануло. В Медвешкине не то. Говорят так, будто о гордости своей, о своем внутреннем содержании никогда не думали. Самодурка! Чёртовка!
Вначале Елене Сергеевне казалось, что в Медвешкине «праховый» народ живет. Но чем больше узнавала она о жизни и быте поселян села, тем чаще приходила к выводу, что жителей его обошли какие-то милости. Ребята начальных классов учились в старых, приземистых четырех школах, поставленных там и сям еще при Несторе Шарове. Две школы для учащихся старших классов еще при нем были собраны из двух больших сосновых добротных церквей, какие в этих местах ставила когда-то многочисленно богатая местная церковная епархия. Был в одном конце села переделанный из служебного помещения Пафомовым простецкий клуб с неплохой библиотекой тысячи в полторы книг, собранных усердием преподавателей и учителей школ. Ребята в школах учились хорошо, и молодежь вся оставалась на месте после окончания школы. Даже солдаты из армии всегда все возвращались домой. На работу медвешкинцы пойдут — смотреть любо, работу так и рвут, так и кипит она у них, и никакого начальства указующего им не нужно, чтобы работа была сделана.
В Белынском районе почему-то всегда с усмешкой говорили про это село, называли его «обойденным». Но почему-то начальствующие сами же и удивлялись и многочислию детей почти в каждой медвешкинской семье, и тому, что мало, очень мало кто «сбёг» из этого села. Правда, отмечалось, что из Медвешкина не то чтобы там в областное руководство или в науку, а даже в районное руководство никто не выдвинулся и нигде видного места не занял. Отмечалось, что там народ как кончит школу, так никуда и идти не хочет и начинает скоро жить «по-мядвешкински», как, подражая говору медвешкинцев, шутили в районе. Но зато где трактористов, механизаторов, техников ищут для своих хозяйств, — в Медвешкине и механизаторы, и трактористы, и техники всегда все свои. Этим наукам медвешкинские ребята поучиться любят. Да и другая правда закрепилась за селом, правда, что лучше, покладистее, душевнее, работящее народа вокруг было поискать.
Эта пестрота характеров, склада жизни, быта медвешкинцев, которая Елене Сергеевне была вначале непонятна и шла вразрез с ее былым представлением о жизни советской деревни вообще, как-то сразу объяснилась ей, когда однажды, придя в дом Кирилла Васильича Пафомова, который уже тогда леживал частенько подолгу в кровати, мучимый ревматизмом и сердечными приступами, и узнав, что он-то и есть председатель большого объединенного медвешкинского хозяйства, спросила его:
— Почему Медвешкино такое пестрое во всех отношениях, почему далеко не продвинулись хоть в делах культуры?
Пафомов вгляделся в нее, подумал, отвечал:
— Причин много, очень много. Тут и то, как сложилось это село из множества деревень, вставших здесь исстари. Тут и то, что разбросанно мы живем и далеко от райцентра. Тут и экономического порядка причины.
И, поставив себе под мышку градусник, поданный ему Еленой Сергеевной, продолжал:
— Деревни эти, что теперь улицами зовем, должно быть, лет по двести уже стоят на старых местах. Давно, давно пора сселяться на большие сельбища. Где народ живет кучно, близко друг к другу, там и жизнь культурнее складывается. Но сселиться, покрупнее селения устроить мы не можем, пороху не хватает. Мы вот решили три клуба новых строить, в зимнее время за десяток верст кто в старый и единственный клуб пойдет? А потом подумали и решили: да что же мы клубов настроим по деревенькам, когда приходит время стаскивать эти деревни в два, много, три места. Эта необходимость возникла давно. Ну а теперь насчет экономики.
Пафомов опять подумал, поглядел на ходики, тикавшие на стене, в том смысле, что не пора ли градусник доставать, и так сказал: