Пытался Андрей Андреич в целях хороших использовать поощрительные возможности существовавших тогда шести цен на продукты деревни — все равно не всегда удавалось и этим залатать дыры колхозного производства.
А цены были такие, что играть на них, казалось бы, можно было. Была тогда на колхозные продукты цена сдаточная, рядом с ней повыше стояла цена закупочная, еще лучше была цена за продукты от перевыполнения плана, были цены комиссионные, были цены базарные. Все они были направлены на то, чтобы производство росло. Жмет Андрей Андреич на иной колхоз, что, скажем, молокопоставку обязательную выполнил, мол, давайте перевыполняйте план, за перевыполненные сверх плана продукты и цена выше.
А ему: «Дак чем же коров кормить, корма на выполнение плана ушли. Не до жиру! Кормов столько, что коров бы до травы дотянуть».
И у Андрея Андреича руки опускаются.
Андрей Андреич даже «частный сектор» поощрял, как мог. Пустил в ход деревенские садики на огородах, малину с крыжовником рекомендовал, овощ призывал множить. Но лишь только у кого за двором вырастала малина, как появлялся районный фининспектор в брезентовом плаще и рукавицах, поднимал повыше воротник, чтобы не обстрекаться, и лез считать в крапиву кусты. Андрей Андреич едет один год весной и любуется — на огородах за дворами молодые яблоньки и вишенки растут; радуется — привилась идея. А годом, другим позднее едет — нет ни яблонек, ни вишенок. «Где же они?» — «Померзли!» — в ответ.
Слушает Андрей Андреич, соображает: «Померзли? Да отчего же? Ведь, кажись, ни этой, ни прошлой зимой и морозов-то больших не было. А оно — померзло?!»
А чего оно там — померзло! Просто яблоньки — хоть за это и наказание полагается — обухом хозяин через вчетверо сложенный мешок обстукал у самого корня, а под вишенки кипятку полил. Зачем? А затем, что четыре вишенки приравнивались по налогу к одной яблоньке, а налог на яблоньку такой, что она и в четыре года его не отработает.
Да, в трудные годы приходилось работать Андрею Андреичу. Трудными были они и для Сазона Година, и для Сазона Заварнова. Хоть делали они одно общее дело, а в нем, наперекор одно другому, многие ясные, а зачастую и непонятные помехи таились. И хоть как ни трудно, как ни противоречиво многое было устроено в том, уже ушедшем от нас времени, все же многие хозяйства хорошо работали, обнадежно думали о будущем.
Баблоев, пожалуй, был прав, когда сказал Головачеву, что направит его для работы в тихий район. Однако сразу этого Головачеву в районе не показалось. И не потому, что с первых дней на его плечи легло много работы, а потому, что как только явился к начальнику своему Пармёну Пармёнычу Промедлентову, так тот столько наговорил Головачеву, что показалось сразу, что он и не справится с делами.
А Пармен-то Парменыч, видимо, дело свое знал потому, что уже пятнадцать лет все жил и служил в Житухинском районе. Встреча у них состоялась сразу же, как только Головачев появился у стола в его кабинете. Усадив нового помощника возле себя, похлопывая его фамильярно по колену и пришепетывая — Пармен Парменыч был щербат и не вставлял зубов из-за боязни боли, — он так начал беседу:
— Я житель старый, почти здешний, рогачевский. Там кулачье такие корни оставило, что мы долго их выкорчевывали. Правда, здесь, в Житухине, не то было. Здесь с кулачьем послабее было, слабаки, так сказать, по этой части житухинцы оказались. Здесь даже владельцы бывшие наших фабричонок на ходу их передали Советской власти еще при становлении ее. А сами смотаться поспешили, и так, что и след простыл. Все же надо учесть, товарищ Головачев, что случаи могут быть разные. Хулиганство есть, воровство, самогоноварение, спекулянтство.
Пармен Парменыч подумал и доверительно сообщил Головачеву:
— Вот, к примеру, есть тут у нас такой Гондурасов, свободный художник, так сказать.
Тут Пармен Парменыч ласково поглядел в глаза своему новому помощнику — старого он выжил «за непригодностью» потому, что у того за пять лет службы не было ни одного «серьезно поставленного дела», — и продолжил так свой разговор:
— Я вас буду информировать, когда надо, о том, что будет нужно исполнить. Главное, чтобы у нас все было в ажуре. Термин дамский, но в данном случае подходит. И учтите, как я думаю, работы будет много. А теперь можно приступать и к деятельности.