— Знаешь, где твое настоящее предназначение? — устрашающе спросил Билл, склонив голову. У Мэри пробежали мурашки по телу.
Мужчина резким движением взял ее за ногу под платьем, положил ее на свои колени и, ухмыляясь, запустил руку под юбки. Мэри была настолько поражена, что, не будучи в состоянии сказать хоть слово, молча наблюдала, беспомощно хлопая ресницами-веерами. Пальцы Билла нащупали ленточку подвязки, а вместе с ней и рукоять подаренного им ножа. Он вытащил нож, но пальцы на пару мгновений дольше, чем надо, задержались на бедре девушки. Мэри не дрогнула, хотя ощутила приятное покалывание в области живота. Когда мужчина наконец извлек нож, она тут же пришла в себя и покраснела от сознания своей порочности. Она допустила, чтобы мужчина прикоснулся к ней, да еще и так… «Надеюсь, мать с отцом не смотрят на это с небес», — судорожно подумала девица, упрекая себя в том, что ей понравилось.
— Здесь. На кончике лезвия, Птичка. Я научу тебя использовать его, и нож из страшного оружия превратится в твоего товарища. Зря ты носишь его без ножен. Так можно и пораниться. Ты бы ведь не хотела, чтобы твои прелестные ножки пострадали от порезов?
Нога Мэри, кстати говоря, все еще лежала на коленях Билла. Она огляделась по сторонам в надежде, что никто не видит этого безобразия и оказалась права. Всех точно ветром сдуло. Внизу слышалась музыка, а здесь не было ни души. И даже если бы кто-то объявился, то мог бы попросту не заметить этот темный край залы. Должно быть, веселье началось. И там, и здесь.
— Я пришла рассказать кое-что, — сказала она и осторожно составила ногу на пол. Билл положил нож на стол и облокотился на спинку стула, сомкнув пальцы в замок. — Недавно Тернер, тот самый, что добивался моей руки, решил пойти напролом и, кажется, собирался обесчестить меня, чтобы я была вынуждена выйти за него замуж. Этот подлец подкараулил меня у моего же дома.
Каттинг внимательно слушал, нахмурившись. Громкая музыка и разговоры снизу как будто звучали где-то далеко, Мэри слышала их нечетко, расплывчато, как фон, как стрекотание сверчков в ночи. Сейчас ей было важно, как отреагирует мужчина, кровь пульсировала в висках, а в глазах начало темнеть.
— У тебя был нож? — коротко спросил он.
— Нет…
— Почему?
— Потому что… — Мэри опешила, не зная, что и сказать. — Я хотела уйти, отстраниться от этой моей стороны жизни. Хотела снова жить так, как раньше.
— Но от судьбы-то не убежишь, — улыбнулся Билл почти дружелюбно, положив руку ей на плечо. — Ты пришла сюда, значит, твои намерения пошли прахом.
— Из-за Дэвида Тернера, — почти рыкнула девушка, едва сдерживая кипящую злость.
— И ты хочешь проучить его? Как? Желаешь, чтобы я послал кого-нибудь припугнуть его или, может быть, сам прискакал на коне и вызвал его на дуэль? Причем желательно на шпагах?
— Нет, не совсем. Я не хотела бы оставаться в стороне. Мое участие нежелательно, оно могло бы вызвать слухи, но в чем же смысл мести, если он сможет не понять, от кого она? — сказала она уже спокойнее, чувствуя нотки поддержки в этом болоте сарказма.
— Вот и та самая золотая жила, Птичка. Я слушаю твое предложение.
Она выложила план Мяснику. Тот обдумывал его с минуту и, поводив глазом по комнате, поднялся во весь рост, выпрямился и провозгласил:
— Все для моей Птички. Это будет несложно, но явно доставит тебе удовольствие. Да и мне тоже. На дух не выношу этих джентльменчиков с накрахмаленными воротничками. Немного жестоко с твоей стороны, но так даже веселее. Тех, кто обижает хорошеньких леди, надо наказывать со всей строгостью.
Мэри несказанно обрадовалась такому решению. Она была готова броситься на шею мужчине в порыве ликующей благодарности и непременно бросилась бы, если бы не годы воспитания строгими няньками, которые привили ей привычку держать себя в руках. Билл протянул руку, приглашая ее встать. Мэри подала ему свою и снова ее что-то кольнуло. Мужчина всматривался в нее так, словно до того не беседовал с ней добрых четверть часа, а только что увидел. Его взгляд скользил по платью, вызывающе бордовому, задержался на зоне декольте, на голубоватой белизне шеи и лишь в конце этого своеобразного осмотра добрался до лица. Девушка испытала смешанные чувства, поняв, что он смотрит на ее губы. Значит, то, что было тем вечером, не осталось в том вечере. Она одновременно загорелась и смутилась. Но жизнь люди живут один раз. Мэри действительно не чувствовала неприязни к Биллу, тем более такой острой, как к Дэвиду. Мясник, пугающий, годившийся ей в отцы, был для нее привлекательнее сверстника из своего круга. Более того, раньше она уже чувствовала бессознательные порывы, толчки, предвещавшие то, что должно было случиться.
Разум ее помутился, потревоженный острой правдой о возможной судьбе и согласием, безоговорочным принятием плана мести. Мэри даже не шла вперед, ее фактически притянуло, как магнитом, в объятия Билла. Он снова поцеловал ее, и Мэри не растерялась, как в прошлый раз, страсть, бешеная, схожая с сильным опьянением, ударила ей в голову. Привыкшая наслаждаться жизнью, потакая всем своим капризам, она не изменила себе и сейчас, получая удовольствие от каждой секунды, затолкав здравый смысл в самую глубинную часть сознания, отмахнувшись от последних его выкриков.
— Хочешь потанцевать? — неожиданно спросил ее мужчина, мягко отодвинув от себя. — Ты ведь не зря нацепила это платье, так? Но тебе не нужно платье, чтобы быть здесь самой красивой. Будь ты внизу, за тебя бы уже кого-нибудь убили, а ты это и без меня знаешь, чертовка.
— Но я здесь, — улыбнулась Мэри, забывшая, зачем, собственно, она действительно так нарядилась. — И здесь останусь. У меня один кавалер.
Билл хмыкнул, что было знаком удовлетворения ее словами. Он обхватил рукой талию Мэри, в другую руку взял маленькую кисть партнерши и закружил ее в причудливом, угловатом танце. Это была какая-то своеобразная кадриль, к которой мисс Грей, практиковавшая только классические танцы, была непривычна. Но она быстро освоилась, подчиняясь ритму, который задавал Билл. Было понятно, что он давно не танцевал, и движения его были слишком резкие, не такие грациозные и плавные, к каким привыкла избалованная леди, которой попадались обычно самые искусные танцоры в пару.
Но, как ни странно, он безупречно чувствовал такт и ни разу не наступил ей на ногу. Мэри была удивлена и, когда их маленький импровизированный танец закончился, хотя скрипки внизу все еще не смолкали, да и не смолкнут еще долго, потому что здесь не было четкого деления на вальс, мазурку, польку, полонез. Каждый сам выбирал, когда начать и когда закончить. Девушка к своему неудовольствию поняла, что слишком уж туго затянула корсет, ибо ее настигла одышка. Но глаза блестели от переполнявшего возбуждения. И она, пренебрегая правилами хорошего тона, с размаху рухнула на стул.
— Жаль, у меня нет с собой веера… — капризно-кокетливо заявила она, кончиками пальцев коснувшись горящей щеки.
За все эти встречи с Мясником она каждый раз открывала какую-то новую свою ипостась. Никогда не замечала за собой такой дерзости, такой раскованности.
— Веера? Если хочешь, могу помахать тебе вон той тряпкой, — Билл указал на потрепанный жизнью флаг Союза, висевший на стене.
— Это было бы патриотично, — рассмеялась Мэри.
Впервые она смеялась по-настоящему в присутствии кого-то не из домашних. Леди должна смеяться сдержанно, мило. Но здесь она не была леди, да и вообще была ли? Потому девушка от души расхохоталась. Отдышавшись, она встала со стула, окинула взглядом все еще пустую залу. Билл смотрел только на нее. По знатным мужчинам так и не скажешь, что они хотят женщину. Пусть мужскую половину высшего общества так не пестуют разными правилами относительно проявления своих эмоций, у них с этим бесспорно свободнее, но все-таки джентльмен обязан быть сдержанным. Она угадывала лишь сотую толику того огня в глазах других. Но с Биллом дела обстояли иначе. Он и не собирался скрывать от нее что-либо, бесцеремонно разглядывая Мэри. Но вольностей не позволял, что не могло не радовать ее женскую гордость. Потому, как она безрассудно и окончательно лишившись немногочисленных остатков разума полагала в ту минуту, нужно было позволить вольности себе. Ни о каких последствиях тогда и не шло речи.