«Ждут? Меня?» — нутро у Мэри неприятно похолодело. Ничего хорошего ожидать не приходилось. Если сама хозяйка и вдовушка с какой-то стати решили лично пригласить ее на беседу, да еще и так, чтобы все об этом знали… Черт знает, что творилось в душе девушки, когда она неуверенно отворила дверь в кабинет.
— Миссис Шермерхорн, миссис Элмерс, — присела она в книксене, приветствуя старших.
— Мисс Грей, — скрипучим старческим голосом холодно ответствовала хозяйка дома, не ответив ей и кивком головы. Выражение лица ее было сурово. У вдовушки с мимикой было попроще, но легкое недовольство все же выступало наружу.
— Мисс Грей, до нас дошли слухи, что Вы ведете себя не как леди и позорите память своих родителей, заявляясь одной во всякие… неприемлемые для молодой девушки заведения.
Кровь отхлынула от лица, в ушах зазвенело, но Мэри ответила на выпад со стороны пожилой дамы:
— Позвольте поинтересоваться, кто распространяет такие слухи обо мне? Это ведь сущая нелепица. О каких заведениях Вы говорите? Несколько раз я сама ходила к пекарю за пирожными, да к портному. Но чем это, простите, позорит память мамы и папы?
— Я не скажу, кто распространил слух. И я бы никогда не поверила, если бы еще несколько мужчин не подтвердили этого. Вас, Мэри Грей, видели в салуне вместе с бандитами. Неоднократно. Это не похоже на случайность.
Лицо девушки потемнело. Она действительно не знала, как выкарабкаться из этой ситуации и почувствовала себя затравленным енотом, на которого испытующе смотрят охотники, едва сдерживая собак, рвущихся с цепи.
— Это какое-то недоразумение, миссис. Вы ведь знаете, как слабо мое здоровье, я так мало выхожу из дома, а тут… Нет, Вы ошибаетесь.
— Какое совпадение — ту девушку тоже зовут Мэри. Джентльмены видели, что Вы были там.
— Что джентльмены делали в салуне? Это грязные сплетни, мне страшно думать, что вы им верите! — вспыхнула Мэри, но гнев ее был исключительно притворный, внутри же все в ужасе сжалось.
— Объяснитесь, мисс. Мы выслушаем и, возможно, совместными усилиями сможем сохранить Вашу репутацию. Тогда никто не узнает…
— Никто не узнает? Тогда, позвольте спросить, почему на меня в холле смотрели, как на крысу, несущую на лапках бубонную чуму? Эта грязная ложь уже стала достоянием всего нашего милого общества, дамы. Вы можете лишь публично опровергнуть сказанное.
— Можем, но не будем, не услышав оправданий.
— Я не была в салуне ни разу в жизни, — твердо сказала она, как партизан.
— Не нужно врать, детка, иначе будет хуже. Помнишь историю мисс Беккер? О ее позоре? Бедняжка стала изгоем, по сути лишь подчинившись зову любви. Но мы любим тебя, дорогая, как и другие присутствующие, мы можем тебя простить. Еще не все потеряно, расскажи нам. Твоя матушка устыдилась бы, увидев…
— Не надо! — оборвала ее слова Мэри. — Не шантажируйте меня! Не трогайте мать! Да, я была в салуне. И что с того? Да быть на каторге приятнее, чем пить чай в этом змеином гнезде, где каждый ставит шпильки другому, ищет способы заиметь выгоду с чужой неудачи. Вот и сейчас. Вы хотите загнать меня в долги, сделать зависимой, чтобы мое доброе имя висело на ниточке, которую вы, славные женщины, заботливо держите. Это было бы сносным условием для уговора, если бы тайна была тайной. Но у меня нет сомнений в том, что все, абсолютно все присутствующие в курсе того, что вы сейчас представляете известным одним лишь вам, ах, да, и паре-тройке мужчин секретом. Ни разу в жизни я не делала ничего предосудительного, но все равно, все равно вы и другие дамы искали лазейку, как бы найти чего-нибудь компрометирующего, чтобы сыновья почтенных горожан нашего славного города выбрали ваших дочерей, а не меня. И вот теперь вы, лицемерки, делаете вид, что обеспокоены моими проблемами, что хотите мне помочь. Ни черта подобного! Вы хотите поживиться на моем публичном падении, как стервятники, парящие над умирающим животным. Хотите показать всем, какие вы, старые-добрые матроны милосердные и снисходительные, если не брезгуете такой, как я, такой, которая посмела выйти за пределы ваших гостиных, увидеть других людей, не тех, которых видит каждый божий день. Спасибо, не надо! Позвольте мне хотя бы принять свой позор с достоинством, а не прятаться за вашими юбками. Может, мне в монастырь уйти? Не уйду, не дождетесь! До свидания! — она в конце сорвалась на крик и, вполне возможно, что ее последние слова слышали гости.
На тот момент ей было все равно, бунтарский дух уничтожил здравый смысл, воткнул флаг в поверженный труп и победно заулюлюкал. Впервые мисс Грей прилюдно позволила себе такую откровенную гневную исповедь. Это были не лучшие обстоятельства. Не прощаясь ни с кем, она вылетела на улицу, вдохнула свежий воздух, наслаждаясь чудным моментом, ей показалось, будто она ощущает, как кислород проникает в ее ткани, питая, наполняя энергией. По всей видимости, чудодейственный газ не пожалел своих живительных сил на мозг, потому что, за минуту выйдя из этого необычного состояния непонятно чем вызванного упоения, Мэри ошарашенно огляделась по сторонам. Обернулась назад и чуть не вскрикнула.
Что она наделала? Теперь уж точно все двери будут закрыты для Мэри Грей. И, если до того не все знали о ее проступках, теперь точно будет знать весь город. Ее будут обсуждать как минимум несколько месяцев, будут показывать пальцами, шептаться, хихикать, неодобрительно цокать языком. Это был конец света. Мэри слишком поздно поняла, как дорого ей обошлось веселье, известность в преступных кругах, ведь в последнее время она даже не скрывалась, даже наоборот — не упускала возможности проявить себя. Результат не заставил себя ждать. Импульс прошел, пожар погас, девушка стояла на пепелище, рассеянно хлопая ресницами.
Презирая аристократов, их собрания и балы, она никогда по-настоящему не думала, что может потерять все это вот так запросто, одним взмахом руки. Кавалеры, красивые денди, больше не будут увиваться за ней, они лишь посмотрят с пренебрежением, как на самую худую партию, хуже косой или кривой, ведь никто не одобрит союз с такой девушкой. Почтенные дамы больше не будут ворковать над ней, раздавая советы и вспоминая былую молодость, они лишь обменяются между собой колкими замечаниями да фыркнут, про себя помолившись Господу, чтобы никого из их семьи не постигла подобная участь. Незамужние девицы больше не станут бледнеть и темнеть от зависти и злости, потому что мисс Грей вышла из статуса их соперниц. Страшное осознание охватило Мэри, вселяя в нее ужас и панику. Сейчас ей хотелось броситься обратно, прибежать к матронам, упасть им в ноги, целовать туфли, что угодно, только бы вернуть все обратно. Но она, к счастью, вовремя осознала, что ничего уже не воротишь. Такое унижение осталось бы без внимания. Да, может, ей удалось бы задобрить дам, но она такими действиями уронила бы себя в их глазах еще больше, закопала и присыпала землей. Видя, как сирота пресмыкается перед ними после нанесенного оскорбления, как ей необходима их помощь, они бы не упустили случая потешить свое ущемленное самолюбие, выставили бы ее в дурном свете. Да и потом, дело ведь было не в двух женщинах. Все прекрасно видели, как Мэри вошла, как Мэри вышла. И, пожалуй, наверняка слышали крики. Молодец, Птичка, прыгнула в бочку дегтя, тебе теперь не отмыться.
Опустошенная, разбитая, она добралась до дома и, ничего не говоря Дэйзи, поплелась в комнату, изо всех сил сдерживая готовые политься водопадом слезы. Наконец, щелкнув замочком, Мэри подошла к кровати и лицом упала на перину, зажмурив глаза. Руками она цеплялась за одеяло, бормоча: «Если бы можно было… я бы… все обратно… как было… как бы-ы-ло….».
Дэйзи, удивившаяся такой тишине со стороны хозяйки, подошла к двери и, услышав стоны и всхлипы, замерла. Что же такое произошло? У старой няни сердце обливалось кровью, но она не смела постучать. Боялась, что девочка снова превратится в зверя, начнет обижать ее. Потому, как верный пес, села на пол у входа и, не выдержав душераздирающих стенаний, расплакалась сама. Тихо, сопя, так, чтобы мисс Грей не услышала.