На одной из таких улочек она почувствовала, что кто-то идет позади нее, почти бесшумно. Мэри наклонилась, будто бы поправляя платье, резким движением вытащила нож и застыла в проулке, дожидаясь приближения незнакомца. Зрение в темноте у нее было слабое, она видела лишь, что это невысокий мужчина, кажется, в кепке или берете. «Не в шляпе, нехорошо, — подумала она про себя. — Дура, было бы странно встретить в таком районе господина в шляпе».
Мэри стало страшно. Не хотелось умереть так глупо, правда уж лучше от руки Мясника. Вот бы он оказался тут. Уильям Каттинг мог спугнуть негодяя одним своим видом. А если бы он убил мелкого разбойника, защищая честь Мэри? «Боже правый, какая честь?! В тебе заговорили любовные романы. Ты видела Билла, он не из тех благородных разбойников, дикарей, имеющих чувство совести и чести». Ни того, ни другого у Короля улиц не было. Хотя нет, честь, пожалуй, была, своя, изощрённая. Но насчет совести все было ясно.
Итак, фигура приближалась. Мэри спрятала нож за спиной, будто бы просто остановилась передохнуть, хотя, наверное, незнакомец видел лучше нее в этом мраке и заметил движение. Мужчина приблизился, остановился. Это был парнишка лет двадцати. Светлые сальные волосы свисали из-под кепки, голубые глаза выделялись на фоне бледного лица. Молодой человек был худым, но немощным точно не выглядел. Он внимательно осмотрел девушку, так же глядящую на него в упор. Она боялась упустить момент нападения.
— Вы местная, так ведь? — спросил подошедший.
— А Вы не местный? — с недоверием и злостью ответила Мэри, пытаясь отпугнуть прохожего грубостью. — Идите своей дорогой.
— Я иду, мисс. Мне просто казалось, что женщинам опасно ходить по таким темным улочкам одним ночью.
Это была угроза или сочувствие?
— Чего Вы хотите?
— Может быть, мне проводить вас до дома? У вас растерянный вид, мисс. Вы заблудились?
Почувствовав прилив дерзости, вызванный достаточно теплыми словами парня, развязавшими ей язык, Мэри самодовольно процедила:
— Я не потеряюсь на улицах родного Нью-Йорка. Переживайте за себя, юноша, а я — не новорожденный котенок, у меня есть когти, я могу за себя постоять.
Она назвала его юношей, хотя, быть может, была даже младше. Да, скорее всего, так и было. Прохожий пожал плечами, вид его выражал легкое недоумение. Слова девушки слишком уж противоречили ее облику.
— Как скажете, мисс, — сказал он и пошел дальше.
Когда незнакомец проходил мимо, Мэри всмотрелась в его профиль. Парень был курносым, а в глубоко посаженных глазах вопреки внешнему виду читалось что-то непростое. Несмотря на проявленное дружелюбие по отношению к ней, он вызывал у девушки смутное беспокойство. Под личиной бедного юноши с выступающими скулами крылись большие намерения, взгляд его был тяжел. Мэри окликнула уходящего:
— Вы ирландец?
Он удивился, брови его красноречиво поднялись. Парень ответил:
— Я родился в Нью-Йорке. Но мой отец был ирландцем. Как вы поняли? У меня ведь нет акцента…
— Я хорошо разбираюсь в лицах, — гордо ответствовала Мэри, не добавляя ничего более.
Она ликовала, попав в яблочко. Действительно, был у нее такой талант. Она определяла национальности на глаз, запоминала лица на долгие годы. Иногда Мэри даже рисовала портреты, ей очень нравилось передавать бумаге живость человеческих физиономий. Она запомнила этого ирландца, а он, по всей видимости, запомнил ее. Девушка пошла дальше по улицам, надвинув на склоненную голову чепец, чтобы никто не смог узнать ее.
Мэри без происшествий вернулась домой, пошла было к парадному входу, но, вспомнив, что это привлечет внимание служанки, перелезла через заборчик и многозначительно посмотрела на окно. Слезть было еще просто, теперь же вишенка на торте — как попасть обратно? Никак. Она не была каторжником, умеющим лазать по стенам или опытным вором-домушником, акробатом, артистом цирка. Шансов у нее, прямо скажем, не было. Помявшись немного, девушка вернулась к главной двери и попыталась открыть ее. Не тут-то было, Дэйзи уже закрыла дом. Мэри обреченно застонала, ведь получалось, что все ее предыдущие шаги, предпринятые для того, чтобы скрыть свой уход, оказывались бессмысленными. «Вот такая она, жизнь. А ты думала?» — съехидничал голос в голове. Пришлось взяться за дверной молоток и хорошенько постучать. Мэри услышала шаги.
— Кем бы вы ни были, уходите, иначе я позову полицию! — послышался голос из-за двери.
— Это я, Мэри. Как Вы могли не заметить, что я выходила в сад?!
— Что? — удивилась служанка. — Но я не слышала…
— Вам, тетушка Дэйзи, стоило бы повременить со сном. Вы напугали меня этой закрытой дверью, — ворчливо процедила Мэри, на деле готовая прыснуть со смеху.
Женщина отворила дверь.
— Боже мой, как же я могла… Но клянусь Вам, госпожа, я не спала!
Пожилая женщина все еще иногда следовала рабской привычке называть хозяина дома господином или госпожой, хотя еще отец Мэри поступил достаточно смело для своего времени, объявил ее свободным человеком. Но, конечно, трудно быть свободным, когда не знаешь иной жизни, кроме постоянной зависимости от белых. Бедняге Дэйзи иногда и самой не верилось, что она заслужила такую участь: называться няней, служанкой, близкой к хозяйке, никогда не быть битой. Ее семье в свое время повезло куда меньше. Их отправили в южный штат, вероятно, на плантации. Она была, конечно, удивлена, что хозяйку угораздило так поздно пойти в сад, ведь раньше мисс Грей никогда так не делала. Но склонность верить хозяйке и людям в целом победила, и простодушная Дэйзи выкинула подозрения из головы. Значит, она ненароком уснула, а хозяйке нездоровится, вот она и вышла.
Мэри с недовольным видом, как будто бы обиженная, что ее ухода не заметили, молча прошествовала в спальню. Окно все еще было открыто, легкие муслиновые шторки колыхались от ветра. Мэри поняла, что не на шутку замерзла и, не позвав тетушку, разделась сама и быстро нырнула под одеяло.
Ее ждал достаточно странный сон. Там перемешалось все: эпизод из детства, когда она на именинах расстроила свою мать неподобающим проведением, затем, так и оставаясь ребенком, она встретила того самого ирландца. Его взгляд горел из-под кепки, в руках он сжимал остро заточенный мясницкий нож. Мэри испугалась его, побежала по темным переулкам, петляя и то и дело натыкаясь на разные препятствия. Ирландец настигал ее, висел на хвосте, она даже во сне чувствовала, как забились мышцы ног при беге. Очевидно, отчасти это было правдой, ведь Мэри, когда ложилась спать, поняла, что пешая прогулка заставила ее ноги хорошенько напрячься. Она и не помнила, когда в последний раз ходила куда-то так далеко. И вот, в еще более мрачном, чем настоящий портовый район, мире сна, она увидела свет. Этот огонек привел ее на площадь, светлую и просторную. Только на площади никого не было, потому она пугала ничуть не меньше, чем закоулки. Где-то в центре на мостовой стоял человек, больше похожий на памятник. Малютка-Мэри помчалась к нему, кажется, на время избавившись от преследователя. Она подбежала, и человек обернулся. Это был отец, глаза его сияли так лучезарно, как никогда не было при жизни. Он присел на корточки, обнял запыхавшуюся девочку, приговаривая:
— Ну и ну, ты так спешила увидеть меня, дочурка, совсем выбилась из сил.
Мэри было успокоилась, но, когда отец разомкнул объятия, она увидела его лицо снова. Оно изменилось, это был Билл. Мэри отшатнулась.
— Не узнаю свою Птичку, — мужчина усмехнулся уже другим голосом и встал, выпрямившись в полный рост. Рядом с ним она была такой карикатурно крошечной. И в этот момент произошло что-то совсем из ряда вон выходящее. Билл вдруг глухо охнул. Из его живота торчало лезвие ножа. Глаза налились кровью, он кашлянул и тут же повалился набок, его толкнула чья-то сильная рука. Мэри застыла в паническом ужасе, неподдельный страх парализовал тело. Нож держал ирландец, почти демонически зловещий в этой искажённой реальности. Глаза его сверкали злобой, лицо искривила злобная гримаса. Мэри не могла кричать или бежать. Злодей приближался. Он схватил ее за руку и…