========== Волки в овечьей шкуре ==========
Сердце Мэри вырывалось из грудной клетки, она распахнула глаза и, как утопающий, рывками вдыхала воздух. Дэйзи осторожно трогала хозяйку за руку, чтобы та проснулась, но к моменту, как почти безумный, бессмысленный взгляд остановился на ней, женщина отошла от постели. Взор девушки прояснился. Все было хорошо, никто не умер, это были всего лишь выдумки старины Морфея.
— Вы так громко кричали во сне, я подумала, что будет лучше Вас разбудить, — боязливо оправдывалась Дэйзи, напуганная странным пробуждением мисс Грей.
— Да, пожалуй, — согласилась очнувшаяся наконец от кошмара Мэри.
Голова у нее шла кругом. Она давно не видела снов, особенно таких правдоподобных. Конечно, сейчас, когда ее разум встряхнулся по возвращении в настоящий мир, ей показалась нелепой эта смена лиц, почти сатанинский облик обычного парня с улицы, сама она в теле ребенка. Но еще несколько минут назад все было так взаправду… «Глупость какая-то!» — в сердцах заключила Мэри про себя. Сон и правда был глупым, но от этого не менее пугающим.
— Пока Вы спали, доставили приглашение. Сегодня вечером Вас ждут у миссис Блаунт, — сказала Дэйзи чуть погодя, пока хозяйка окончательно не пришла в себя, чтоб уж информация наверняка дошла до ее слуха.
— Салон? Да, неплохо было бы развеяться, это правда. Я пойду, приготовь фисташковое платье.
Тот странный день отдалялся от нее, и Мэри несказанно радовалась этому. Ей даже захотелось посетить миссис Блаунт. Салон был достаточно умеренного толка, там собирались консерваторы, но не закостенелые. В основном бывали люди в возрасте, но попадались и юноши, правда, без взора горящего. Говорили о политике и говорили бы только о ней, если бы салон так же не посещали женщины. Там, где есть дамы, найдется место и пустой болтовне, сплетенкам, кокетству. Мэри обычно презирала и то, и другое. Ей не хотелось выражать свои политические взгляды, потому что буквально через месяц ситуация в стране могла измениться: демократы потеряли бы популярность или, как это обычно бывает, людям просто хотелось чего-то нового.
Обычно аристократы весьма хладнокровно расправлялись со своими убеждениями, заменяя их на новые, становясь из демократов республиканцами, из республиканцев демократами, но Мэри так не могла. Поэтому предпочитала делать вид, что дела политические ей совершенно безразличны и касаются сугубо мужчин, коих такая позиция более чем устраивала. Насчет Гражданской войны тоже предпочитала не высказываться. На самом деле, ей не очень по душе было то, к чему вел дело Линкольн. Он, действительно, был человеком исключительным, уникальным в своем роде, предлагал совершенно новые, зачастую кажущиеся просто дикими инициативы, то и дело потрясающие общество. Президент, как выяснится позже, во многом опередил свое время. Современники же в большинстве своем не ценили и даже не понимали этого.
Мэри не одобряла и тринадцатой поправки. Конечно, она любила Дэйзи и жалела рабов, истязаемых нерадивыми хозяевами, но в целом не могла освободиться от влияния и гнета традиций, не могла представить, что Америка может обойтись без рабства черных. Она также была против огромного потока мигрантов из голодающей, измученной Ирландии. Это было одно из ее отрицательных качеств — восприимчивость к предрассудкам, твердая вера в обычаи, плохие или хорошие. Она не давала шанса либеральным порывам в своей душе, уничтожая их в утробе. Эгоистка и патриотка. В этом она сходилась с «коренными американцами», «истинными американцами» и остальными. Впрочем, когда она видела, как на улицах избивали негра или оскорбляли бедного ирландского деда, выбивая у него из рук шляпу для сбора милостыни, то отворачивалась.
О да, ей было неприятно смотреть на угнетение, но отвернувшись, зная, что негра все так же бьют, а ирландца унижают, она ничего не чувствовала. Черствой избалованной барышне было все равно, и она даже не пыталась делать вид, что это не так. Лишь бы не касалось ее нежного взора бесчеловечное зрелище. Позиция достаточно популярная для того времени, но оттого не менее омерзительная.
Мэри не любила смаковать свежие слухи о чьих-нибудь любовных похождениях и интрижках. Это было одно из ее положительных качеств. Девушка считала себя выше того, чтобы обсуждать такие мелочи. В высокомерии ей сложно было отказать, мисс Грей теряла его лишь в наиболее критических ситуациях, когда нужно было вывернуться наизнанку, чтобы избежать неприятностей.
Почти весь день до сборов она провела бесцельно бродя по дому, изредка выходя в сад, но теперь даже избегала злополучную скамейку, обходя ее, как прокаженного нищего. Нож она оставила у себя в комнате под замком, а вот колье не сняла. Тратила все душевные силы на то, чтобы не думать о своей второй жизни, включавшей в себя сомнительной ценности приключения и связь с бандитами Пяти углов. Как будто от того, что Мэри о ней не думала, она переставала существовать. Однажды став частью этой среды, от нее уже не отвяжешься, не отвертишься. И даже когда тебе покажется, будто ты завязал, ты все равно вернешься. Это хуже опиума. Это сильнее опиума. Мэри не подозревала того, но ее судьба отчасти уже была предрешена. Фортуна распорядилась, кости брошены.
В салоне было немного душно из-за закрытых окон, но посетителей исправно освежали бокалы белого вина. Никто не злоупотреблял, напиться на таком мероприятии — самый верный признак дурного тона. И, хотя Мэри, пожалуй, впервые за жизнь хотелось от души охмелеть, она умело сдерживала себя, ограничившись несколькими глотками. Вела разговоры с владелицей дома, затем еще с несколькими знатными девицами своего возраста. В целом, Мэри была очень вежлива и обходительна, но на нее почему-то косо посматривали. Неужели опутали тенета какого-то слушка? Мэри забеспокоилась, что это может быть связано с ее похождениями, но вскоре поняла, что никак нет, получив достаточно однозначный намек от миссис Элмерс:
— Знаете, дорогая Мэри, — она имела право так обращаться к девушке, потому что была значительно старше, — мне кажется, мистер Тернер так хорош собой… Я даже немного завидую его избраннице, — весело сказала вдова, обмахивая себя веером, хотя в помещениях не было так уж жарко.
— У него есть избранница? — вопросила Мэри, чуя неладное в этой полуулыбке, игравшей на губах пожилой дамы, в ее прищуренных глазах, немного блестевших от вина.
— О, Вы ведь знаете, Мэри, мистер Тернер холост, но говорят, ему по нраву одна девушка. Интересно, когда же будет свадьба?
Какая вопиющая наглость! Это совсем уже никуда не шло. Мэри побледнела от ярости, слова вдовы были отнюдь не двусмысленны. Кто-то пустил слух, что они с Тернером скоро обвенчаются, очевиднее и быть не могло. «Ну и мерзость! — возмущалась девушка, прокручивая в голове все возможности. — Если он сам стоит за этим…»
Впрочем, к счастью, миссис Элмерс совсем не заметила изменений, произошедших с лицом собеседницы за эти секунды. Мэри стало противно находиться рядом со старой ехидной, и она холодно ответила:
— Что ж, не думаю, что меня интересует личная жизнь мистера Тернера. Прошу меня простить…
Это было грубо, но не так, как могло быть, не удержи она себя в руках. Закоренелая сплетница была несколько обескуражена таким поворотом событий, ей явно было о чем подумать и о чем пошушукаться с другими дамами. А Мэри поднялась с кушетки и присоединилась к другому разговору. Периодически она встречалась взглядом с Дэвидом, который, очевидно, желал привлечь ее внимание, и разражалась гневом. Все нутро Мэри было пропитано неприязнью к этому навязчивому молодому человеку.
Не сказать, впрочем, что он был некрасив, дурен собой. Светло-серые глаза, длинный, достаточно изящный греческий нос, тонкие губы и мужественный подбородок. Он был блондином, а его волосы всегда были идеально уложены. Дэвид вообще казался чрезвычайно ухоженным и лощеным, красивым по мнению большинства девиц, отвратительным по мнению Мэри. В его глазах не было видно ни чувств, ни мыслей. Он был пустышкой, красивой скляночкой, внутри которой не было ничего. Дэвид был стройным, но недостаточно высоким, одетым с иголочки, но совершенно безвкусно.