Однажды на Соловках я заболел цингой как результат недоедания, и вознамерился попасть в Соловецкий лазарет (там, все-таки, кормят лучше) и с этой целью обратился за содействием к Юповичу, как имеющему связи с врачами лазарета. Юпович категорически отсоветовал мне решаться на такое опасное, по его словам, дело.
Для обоснования своего совета он поведал мне, что в лазаретах мест заключений, подведомственных ГПУ, практикуются способы искусственного умерщвления больных арестантов и рассказал об известных ему случаях в Бутырской тюрьме; причем, назвал несколько фамилий, в числе которых были известные мне, как сидевшие в одной со мной камере. Они будто бы, по словам Юповича, были отправлены к праотцам путем медицинских приемов во время нахождения их в лазарете Бутырской тюрьмы. Действительно, они из лазарета не вернулись... Как раз это было в то время, когда сам Юпович находился на излечении в лазарете.
* * *
Небезынтересно отметить то, как утверждал это Юпович, что медицинские приемы ликвидации политических врагов ГПУ применяет в большинстве случаев к противникам из социалистического лагеря; — меньшевикам, левым эссерам и мусаватистам.
Причина применения против них медицинских средств вместо расстрела та, что ГПУ опасается, как бы о расстреле не стало известно заграницей иностранным социал-демократам, которые не подняли бы шума.
Кстати, пользуясь случаем, добавлю, что социалистические группы и отдельные представители их настолько искусны в изобретении средств и приемов поддержания связи, как внутри России, так и с заграницей, что всемогущее, всезнающее и само искусное на изобретения ГПУ все же бессильно парализовать эту связь.
Вот почему сведения о положении в России, исходящие от социалистических групп, отличаются наибольшей правдоподобностью.
Между прочим, тот же Юпович рассказывал о попытках ГПУ ликвидировать медицинскими приемами Архиепископа Иллариона.
Архиепископ Илларион был ближайшим советником патриарха Тихона, его правая рука.
Среди москвичей пользовался большой популярностью. За свою мужественную стойкость и неуступчивость в церковных делах Владыко Илларион был сослан на три года на Соловки.
Одно время на Соловках он работал в лесничестве вместе со мной: я был объезчиком, а он у меня лесным сторожем. Владыко Илларион был моим духовным отцом и искренним другом.
Однажды Архиепископ Илларион был экстренно увезен с Соловков на материк. Куда? Зачем? Конечно, никто не знал.
Прошло продолжительное время; Архиепископа Иллариона снова привезли на Соловки. Через короткое время стало известно среди соловчан, что Архиепископу Иллариону добавили срок заключения на Соловках еще на три года. За что? Никто не знал. Сам же Владыко говорил своим близким, что по новому делу, и больше ничего, так как за разглашение случившегося с ним он и получил добавление, — о чем и изложу кратко сейчас.
Во время пребывания на Соловках Комиссии Центрального ГПУ осенью 1927 года, Члены Комиссии отправились на охоту, вернее попьянствовать. Юпович был организатором охоты. По Филимоновской дороге встретился им лесной сторож в большой меховой шапке, в широкой козьей дохе; сам громадного роста, геркулессового телосложения, с громадным посохом в руке. Это и был Архиепископ Илларион.
Московские члены комиссии знали его и сейчас же узнали.
Во время попойки этого дня подвыпившие высокопоставленные чекисты вспомнили встретившегося Иллариона и разговорились о нем.
Из их разговоров, как мне передавал Юпович, обнаружилось следующее:
Архиепископа Иллариона увозили в Ярославский концентрационный лагерь, — куда приезжал для беседы с ним Тучков, Особоуполномоченный ГПУ при Святейшем Синоде. Тучков предложил Иллариону следовать в отношении Советской власти политической линии, взятой Митрополитом Сергеем, а также предлагал подписать намеченное к выпуску воззвание Святейшего Синода. Это то воззвание, которое было выпущено 16/29 июля 1927 года за подписью Митрополита Сергея и других большевистсвующих иерархов, направленное в адрес заграницы.
Архиепископ Илларион непреклонно отстаивал свои взгляды на положение церкви в России при ее настоящем внутренне-политическом состоянии, и, стойко отклонил все предложения Тучкова.
Признавая Иллариона наиболее сильным и серьезным борцом против разрушений церковной жизни в России, Тучков со доверию Центрального ГПУ дал указания администрации Ярославского лагеря ликвидировать Иллариона медицинским способом, или как-нибудь иначе, лишь бы не было никаких подозрений, а все сделано «шито-крыто».
Будто бы, был применен какой-то яд. Но на крепкого, здорового, богатырского телосложения Иллариона яд не подействовал. Юпович, между прочим, передавал, что члены Комиссии ГПУ, вспоминая об этом, негодовали на неподатливый для отравления организм Иллариона, а Глеб Бокий сказал: «Это какой-то черт невредимый. Это — второй Распутин».
Вскоре после неудачней попытки отравления отправили Иллариона обратно на Соловки. Когда Илларион написал о своем свидании с Тучковым своим друзьям, архипастырям в России, то ГПУ придралось к этому, обвинив его в разглашении тайны и добавило ему три года Соловков[6].
***
Я ограничился здесь лишь краткой характеристикой врачебного дела на Соловках. В действительной Соловецкой жизни есть много фактов, заслуживающих быть детально отмеченных для сведения культурно просвещенных людей нашего века, например: смехотворные попечения о хронических больных, об ампутации отмороженных конечностей лекарями, не имеющими понятия даже о элементарных началах хирургии, или же массовое содержание женщин-сифилитичек в соборе на горе Голгофе, на острове Анзер; — несчастные находятся взаперти без всякого ухода и лечения, большинство из них абсолютно разлагается; и... о многом другом по медицинской части следовало бы оповестить...
И ночь для соловчан-каторжан не всегда спокойна
В 7 часов вечера сигнальный гудок проносится по Соловецким лесам, оповещая о прекращении дневных работ.
Фактически работы прекращаются по сигнальному гудку на тех предприятиях, где работа производится не по урочной системе. Там же, где установлена урочная система, работающие арестанты отпускаются по выполнении урока. Бывает, что урок оканчивают до гудка, но иногда работают продолжительное время и после гудка, особенно на лесозаготовках.
По всем дорогам и тропинкам, ведущим в Кремль, плетутся медленно партии работавших арестантов, утомленные дневной каторжной работой.
В Кремле их ждет уже приготовленная скудная арестантская пища, крайне недостаточная для восстановления потраченных сил и укрепления организма.
* * *
В 8 часов вечера вечерняя поверка по установленному попугайному церемониалу.
Поверка не всегда проходила благополучно для всех рот. Иногда одна или две роты получали наказание на «выстойку» на час или больше за то, что плохо рассчитывались по порядку или недружно прокричали «Здра».
Стоим, бывало, и время от времени выкрикиваем «Здра». Ваш покорный слуга, пишущий эти строки, по положению — Генерал Генерального Штаба, полный Георгиевский кавалер — имеющий за Мировую войну Офицерский Орден Св. Георгия и «Георгиевское» оружие, много раз стоял в составе роты «на стойке» и прокрикивал «Здра». Это-ли не издевательство?!?!?..
После поверки, казалось бы, должно быть предоставлено людям время для выполнения своих неотложных арестантских нужд: починка одежды, кстати, у всех драной и ветхой; стирка белья, если есть у счастливчика смена; приведение в порядок, хотя бы в месяц раз, своей шевелюры, и прочее; и непременно каждодневно необходимо выполнить соловецкий арестантский ритуал — это выбить перед сном вшей.
Как бы арестант самолично не был чистоплотен, как бы он не оберегал себя от проникновения этих гостей, но при массовом размещении арестантов он не в состоянии охранить себя от вшей, и почти что постоянно носит на себе партии этих назойливых гостей.