Плевицкая пела и верила, что щемящий душу романс поможет покалеченным быстрее залечить раны, встать на ноги, снова взяться за оружие.
Следующее выступление прошло в австрийском городке, в разбитой снарядом кирхе. Ни рояля, ни пианино, ни баяна не было, пришлось самой аккомпанировать на гитаре. Еще один концерт состоялся на станции в ожидании отправления в тыл вагонов с ранеными. После третьего романса певицу отозвала с импровизированной сцены медсестра.
— Зачем позвала? Мне еще петь. На тебе лица нет: что случилось? — спросила Плевицкая. — Пришел приказ покидать город, надо готовиться к эвакуации?
Медсестра не сразу собралась с силами и пролепетала:
— Новых раненых доставили, один по документам значится Шангиным. Без памяти, живот осколком раворотило, ноги перебиты…
Стало нечем дышать. Надежда стремглав кинулась к дороге, где стояли подводы с ранеными. Муж лежал на носилках, два санитара готовились занести его в вагон. Плевицкая наклонилась над мужем, позвала его, но Шангин не отзывался, пребывая в забытье. Неожиданно открыл глаза, осознанно посмотрел на жену, точно навсегда желал сохранить в памяти, дернулся и затих.
Надежда провела дрожащей рукой по непривычно колючей щеке мужа, и рука замерла: Шангин был холодным…
Похоронили на местном кладбище рядом с могилами других погибших в боях. Наспех сбили крест, на дощечке указали звание, фамилию, инициалы, годы рождения и смерти — между датами уместилась вся недолгая жизнь.
После поминального, по-фронтовому скромного ужина сестра милосердия Плевицкая подала рапорт о желании вернуться в Петроград: было невыносимо остаться там, где все напоминало о супруге.
Путь в столицу пролег через Карпаты, все железнодорожные пути были забиты составами с беженцами. Часто простаивали из-за отсутствия запасного паровоза, топлива.
В одну черную, как воронье крыло, ночь на состав напали бандиты. Надежде удалось спрятаться под лавку. Радовалась, что не надругались, тем более не убили. Похищенного чемодана было не жаль — ничего ценного не везла.
В Киеве пересела в вагон первого класса.
— Отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь, я покараулю в коридоре, — предложил сосед по купе, раненный в руку штабс-капитан, и вышел, задвинув за собой дверь.
«Мир не без добрых людей, — благодарно подумала певица. — Дай-то бог, чтоб по пути в водокачках была вода, хватило для топки дров, мазута, никто вновь не напал…»
Впервые за неделю с лишним как следует выспалась. Проснулась — и не увидела попутчика.
«Не прилег, боялся стеснить, воспитание не позволило провести с дамой ночь в одном купе… Невозможно подозревать в чем-то плохом: попался добрый, внимательный. А может, галантность напускная, желает приударить от скуки, от голода к женскому полу?» — подумала Плевицкая и спросила офицера: чему обязана его вниманием?
— Помог бы любой фронтовичке, не только известной певице, — признался штабс-капитан.
— Слышали меня? — удивилась Надежда.
— К сожалению, лишь дважды. Голос незабываем.
Чтобы не вдаваться в воспоминания (певица могла посчитать их лестью), открыл окно, проветрил купе, на первой остановке принес кипяток, с пристанционного рынка вареную картошку, яйца, домашней выпечки калач.
Увидев на столике давно забытую снедь, Надежда без уговоров уплела все. В ответ за заботу сменила штабс-капитану Левицкому повязку, успокоила, что пуля не задела кость, посоветовала держать руку на перевязи.
— Вы правы: ранение сквозное, — подтвердил Левицкий. — Было бы серьезным, уложили на койку. Ранение помогло получить кратковременный отпуск.
— В Питере непременно покажитесь хирургу. Рада, что вскоре все заживет…
Они проговорили довольно долго, чуть ли не до утра.
«Еще одна удача, что не пристает с расспросами: откуда, куда и к кому еду, отчего грустна? Не расточает пошлые комплименты, предупредителен».
Плевицкая оказалась права, давая попутчику лесную характеристику. Левицкий умело, ненавязчиво отвлекал от мрачных мыслей, не позволял скучать, окружил заботой, рассказывал смешные истории, так что, когда состав подкатил к перрону столичного вокзала, стало жаль расставаться.
Левицкий не скрыл, что тоже прощается с неохотой, долго не отпускал руку певицы.
— Осмелюсь попросить о великой милости… Позвольте пригласить на ужин.
— Если это поможет быстрее зарубцеваться ране, подарю вечер, — улыбнулась певица.
Дома приняла ванну, привела себя в порядок и поймала на мысли, что думает о штабс-капитане, с нетерпением ожидает вечера.