«Выручка снова не окупит затраченные бензин и масло… Если дела так пойдут дальше, разорюсь, придется расстаться с машиной, искать иную работенку, что при безработице особенно среди эмигрантов, затруднительно: нас на фабрики и заводы не берут…»
Последнее время едва сводил концы с концами — весь заработок уходил на оплату комнатушки под косым потолком, обед в дешевом бистро и ремонт машины. Скоро станет нечем платить и за квартиру, аренду гаража. Успокаивало лишь то, что бедствует не он один, трудные времена переживают многие соотечественники.
«Отчего клиентов с каждым днем все меньше? — Фортунато снял штиблеты, стянул брюки. — Предпочитают подземку, что значительно дешевле и быстрее — под землей не бывает заторов транспорта, пробок? Имел бы сбережения, занялся коммерцией. Только где взять в долг под божеские проценты одну-две тысячи франков?»
Залез под одеяло, свернулся калачиком — в мансарде не было батареи, из окна веяло холодом. Перед тем как отойти ко сну, бывший поручик Добрармии, кавалер двух орденов, контуженный под Калачом, получивший в Крыму пулевое ранение, подумал:
«Завтра воскресенье, завтра возить Кутепова — платит штаб РОВС. К дому генерала следует прибыть без четверти одиннадцать — Кутепов не терпит опозданий, сам точен как часы…»
Фортунато зевнул и провалился в глубокий сон уставшего за долгий день сидения за рулем человека. Шофер не подозревал, что в его отсутствие в мансарде побывал непрошеный гость, умело справившись с несложным на двери замком. Ничего не похитил, даже не рылся в ящиках комода, лишь перевел стрелку старого будильника на час назад. И неслышно покинул каморку.
Кутепов вышел из дома без четверти одиннадцать и нахмурился: автомашины на привычном месте не было.
«Что помешало приехать? Забарахлил мотор, прокололась шина, а запасной под рукой не оказалось? Заболел водитель? Но могли заменить, прислать другое авто. Придется отчитать за разгильдяйство».
Стояла типичная для января в Париже погода с мелким, тающим в полете снежком. Генерал еще раз поискал взглядом машину и быстрыми шагами пересек улицу.
«Бегу вприпрыжку, словно мальчишка — со стороны выглядит смешно…»
Возле афишной тумбы приубавил шаг. Среди приглашений на вернисаж, спектакли, распродажу устаревших моделей одежды не было афиши с фамилией Плевицкая.
«Видимо, делает перерыв в концертной деятельности, готовит новую программу или не любит крикливую рекламу. Но без нее не собрать публику, петь придется перед пустым залом…»
В спину бил ветер, он подгонял, не позволял шагать не спеша.
«Уж позабыл, когда гулял по городу, все в авто да в авто. А Париж, несмотря на ненастную погоду, красив, жаль, нельзя пройтись подольше и подальше — поджимает время».
Кутепов миновал ухоженный скверик, за которым виднелись купола русского собора.
«Черт с ним, с водителем — отменю нагоняй. Будь авто, не получил бы удовольствия от прогулки на свежем воздухе. Не проговориться бы Лиде, что ходил пешим, иначе станет корить за потерю бдительности, пугать опасностью схватить на морозе бронхит. Прогулка не придется по нраву и в штабе — напомнят о происках чекистов, что собачья чушь — лишь полным идиотам взбредет в голову убивать меня в Париже ясным днем…»
Вероятность подвергнуться нападению была столь невероятной и абсурдной, что Кутепов усмехнулся:
«Лишь слабые и трусливые прячут душонки в пятки. Со смертью лицом к лицу встречался не раз, никогда не вымаливал у костлявой снисхождения, не кланялся. Нельзя жить и оглядываться при каждом шаге. Еще никого из наших в Париже не убивали, в других городах случалось, но только не здесь. От чекистов, правда, можно ждать сюрпризов, но не в центре Европы…»
Чуть приубавил шаги возле продавщицы жареных каштанов, невольно обернулся вслед прошедшей мимо курсистке.
«Не постарел, коль обращаю внимание на молоденьких мамзелек!»
Запах каштанов в жаровне перебивал выхлопные газы машин.
В темном пальто, касторовой шляпе Кутепов ничем не выделялся среди прохожих, начальника РОВС можно было принять за клерка, маклера, рантье, но только не за боевого генерала, всю свою сознательную жизнь посвятившего борьбе за свободу Отчизны.