Миллер слушал и думал: «Все советы продуманы. Бьет в одну точку. Прав, что забыли о пропаганде наших идей, критике большевистского режима. Но для этого нужны немалые средства. Что ж, прекратим помощь франкистам. Наша касса не бездонная бочка, расточительство пустит РОВС по миру с протянутой рукой. Не будь богатых меценатов белого дела, положили бы зубы на полку. Спасибо германцам, что время от времени отваливают солидные куши…»
С теплотой вспомнил, что среди пожертвователей и супруги Скоблины, точнее жена генерала, делающая отчисления чуть ли не с каждого своего концерта.
«Не первый год помогает строительству православной церкви в пригороде Озуар, настоятель прихода просил поблагодарить дарительницу, что сделаю прилюдно, тем более что настоятель мой близкий родственник…»
Миллер имел в виду мужа старшей дочери Александра Чекана, в прошлом офицера-артиллериста.
— Передайте очаровательной Надежде Васильевне, что она достойна аплодисментов не только за выступления, но и за помощь неимущим, сирым, больным, сооружение храма. Все русские в изгнании бьют талантливой певице низкие поклоны.
Беседу прервал адъютант, напомнивший Миллеру о запланированной поездке в госпиталь.
— Хочу проведать заслуженного ветерана-дроздовца: умирает от старых ран, а родственников нет.
Миллер не добавил, что в госпиталь приглашены представители газет, которые должны написать о милосердии и сердечности начальника РОВС, что, несомненно, поднимет его авторитет.
Генералы распрощались, не подозревая, что разговор продолжится тем же вечером, но уже по телефону.
Миллер позвонил довольно поздно в занимаемый Скоблиным и Плевицкой номер отеля. Трубку взяла Надежда Васильевна.
— Очень рад услышать ваш голос! Верю, что супруг передал мою благодарность. Если и другие ненуждающиеся русские будут столь же щедры в помощи соотечественникам и церкви, это станет антибольшевистской акцией. Спасибо за концерты, но еще больше за отчисления в пользу неимущих!
Подобные излияния Плевицкая слышала часто, но одно дело, когда благодарят простые почитатели, и совершенно иное, когда это исходит из уст начальника РОВС. Надежда Васильевна знаком подозвала мужа, дала ему отводную от аппарата трубку.
— Всегда, но особенно сейчас, испытываем трудности, главная среди них ограниченные средства, к примеру, были вынуждены задержать квартплату за снимаемое штабом помещение и, не будь столь добр хозяин дома господин Сергей Третьяков, кстати, внук московского головы, собирателя живописи, пришлось бы съехать.
Скоблин шепнул жене:
— Расположение Миллера дороже любого гонорара!..
Закончив благодарить, генерал попросил передать трубку мужу, что Плевицкая тотчас сделала.
— Прошу извинить за поздний звонок. После нашего разговора поразмышлял и пришел к выводу, что вы во всем правы. Да, пора свернуть помощь Франко, больше внимания уделить контрпропаганде. Завтра подпишу приказ о прекращении нашего участия в войне в Испании.
Обговорив повестку очередного заседания штаба, Миллер вновь стал петь дифирамбы Плевицкой:
— Наша интеллигенция, имею в виду живущих на широкую ногу, в неоплатном долгу. Если не делом, то деньгами могли бы помочь белому движению, брали бы пример с госпожи Плевицкой.
— Скажите это Надежде Васильевне, — попросил Скоблин. — Ей будет приятно услышать из ваших уст.
— Только что это сделал.
— Да? — сыграл удивление Скоблин. — Она передает привет Наталье Николаевне, приглашает посетить наш загородный дом. Обещает истинно русский стол — кулебяку, морс из клюквы, грибочки. Запишите адрес.
— Он известен: однажды посылал к вам порученца с документами. Благодарю за приглашение, дождусь в работе небольшого перерыва. Пока подготовьте проект нового меморандума, у вас он получится не казенным, не сухим.
— Срок?
— Вторник.
— Будет сделано.
Генералы распрощались.
Скоблин положил трубку, то же сделала Плевицкая.
Супруги уставились друг на друга. Взгляд Николая Владимировича был более чем красноречив, и Плевицкая заговорила первой:
— Желаешь услышать оценку своего поведения? Был немногословен, говорил по делу, ничего лишнего. Не переигрывал. Одним словом, не сделал ни единого промаха.
Вдохновленный оценкой, Скоблин стал составлять новое донесение. Помня просьбу шифровальщицы быть лаконичным, писал короткими фразами: не только супруга, но и Москва ценила краткость, деловитость.
Плевицкая оставила мужа корпеть над донесением, ушла в спальню.