Чтобы повысить к себе интерес, подбросил новую сенсацию (от нее у полицейского полезли глаза на лоб), будто знает, кто стоял за спиной П. Горкулова, совершившего покушение на президента Франции.
— Все считают Горкулова монархистом, а он московский чекист. Большевики спланировали убийство вашего президента, чтоб рассорить Францию с русской эмиграцией.
Сенсационное признание стало достоянием вездесущих журналистов скандальной и полицейской хроники, попало во многие газеты, достигло Миллера. Генерал пожелал встретиться с Федосенко и в конце беседы с глазу на глаз стал мрачнее тучи. Приказал собрать членов штаба РОВС и доложил, что если верить поручику, среди похитителей Кутепова был генерал Скоблин.
— Считаю это гнусной ложью, злым наветом на честнейшего, ничем себя не запятнавшего Николая Владимировича. Верю, что подобный вывод сделаете и вы. Тем не менее заявление следует проверить: в любой лжи, как правило, присутствует капля правды. Если такая капля обнаружится в показаниях поручика, мы были и остаемся под контролем чекистов, что равнозначно провалу! Предлагаю провести тщательное следствие собственными силами, без участия французов. Если все окажется ложью, привлечем поручика за злонамеренную клевету к строжайшей ответственности. Прошу высказаться.
Обсуждение заняло немного времени. Члены штаба в один голос заявили, что Скоблин вне подозрений, но чтобы прекратить слухи, поклеп, следует создать комиссию по расследованию доноса.
Скоблин не стал ждать, когда его вызовут для дачи показаний и, пользуясь данной ему властью председателя корниловцев, исключил Федосенко из объединения как интригана.
На Лубянке внимательно читали зарубежную прессу, но об обвинении «Фермера» вначале узнали от руководителя Иностранного отдела ОГПУ Сергея Шпигельгласа, который информировал:
Считаю необходимым провести расследование, кто мог выдать ЕЖ-13, при каких обстоятельствах разглашена гостайна, виновного привлечь к ответственности…
Белоэмигрантская верхушка обсуждает виновность полковника (Скоблин был ошибочно понижен в звании. — Ю. М.), одни считают все ложью, другие верят сообщению…
Шпигельглас предлагал незамедлительно выяснить, от кого Федосенко узнал об истинной роли Скоблина, но в Москве не придали значения случившемуся. Пришлось Скоблину самому выкручиваться из сложнейшего положения.
Николай Владимирович не боялся расследования — репутация его в РОВС была безупречной. И оказался прав: поручику не поверили, следствие прикрыли.
— Все дурно пахнет инсинуацией, желанием врагов внести раскол в наши ряды! — громогласно заявил начальник 1-го отдела РОВС генерал Эрдели. — Невозможно даже подумать, что старейший — не по возрасту, а по сроку службы, заслуженный член нашего Союза занимался грязными делишками, которые зовутся «предательство», пособничал похищению генерала Кутепова!
Все согласились, собрались разойтись, запротестовал лишь Скоблин:
— Настаиваю на суде чести. Именно чести, которая мне дороже жизни. Лишь такой суд может признать мою невиновность.
До суда дело не дошло: узнав о требовании Скоблина, Плевицкая предостерегла мужа:
— Не зарывайся, Коля, не рискуй. Позор, верно, надо смыть, вопрос — как? Суд может глубоко копнуть и докопается до такого, что скрываем.
— Мне нечего опасаться, против меня нет фактов, лишь домысел, пустые слова.
— Я бы поостереглась, не лезла за каштанами в огонь — можешь опалить руки, и не только их.
— Центр настаивал на скорейшей вербовке новых людей, что пытался сделать, к сожалению, имел мало времени для проверки очередной кандидатуры, и случилась ошибка. — Предваряя вопросы, Скоблин рассказал, что встречался и беседовал с глазу на глаз в парке с Федосенко лишь один раз, предложил сотрудничество, обещал хорошо оплачивать работу, но вразумительного ответа не получил.
— В доносе не заикнулся о вербовке, лишь обвинил в похищении, но это голословно.
— Дал аванс?
— Всего сотню франков.
— На купюрах могли остаться отпечатки твоих пальцев.
— Я был в перчатках, — успокоил муж. — Он взял деньги голыми руками, если и были отпечатки, то не мои.
— Поспешил довериться, вначале следовало узнать подноготную этого Федосенко, чем он дышит.
— Поджимало время, показался пригодным для работы. Напрасно все принимаешь близко к сердцу — у меня незыблемый авторитет, боевое прошлое. Если бы Центр напугала поднятая вокруг меня шумиха, нас бы убрали из Парижа, даже Франции, отправили за океан с новыми документами или вывезли в Москву.