— Моя Надя будет сожалеть, что остынут расстегаи, не удастся удивить стряпней. Готовит, понятно, не как в первоклассных ресторациях, но вкусно. Сейчас с головой ушла в хлопоты по подготовке очередного концерта, спорит с модисткой о покрое платья, выборе для него материала, ищет новую гримершу. Поет не первое десятилетие, а волнуется, как дебютантка перед выходом на сцену к публике…
Скоблин перешел на скороговорку, что также удивило Миллера: он знал Николая Владимировича сдержанным на слова, больше слушающим, нежели говорящим.
«Отчего взволнован, какова причина? Неужели от того, что не поеду к нему на виллу, не отведаю стряпню жены?»
Сам не зная почему, Миллер послушно пошел со Скоблиным. На бульваре Монморанс оказались возле неприметной в каменном заборе калитке, за которой находилась школа для работников советского полпредства — в сентябре школа пустовала, каникулы длились до 1 октября.
— Прошу, — пригласил Скоблин, но Миллер не спешил войти во двор. Собрался высказать неудовольствие по поводу выбранного для беседы места, но за спиной вырос плотного телосложения человек, который заломил начальнику РОВС руки, толкнул в калитку, где Евгений Карлович попал в руки другого крепыша.
— Как вы смеете! — Миллер рванулся, но его держали с двух сторон крепко — не вырваться.
В доме пленника расторопно обыскали, забрали небольшой браунинг, бумажник с документами, деньгами, часы. Бросили в кресло и профессионально привязали руки к подлокотникам, ноги к ножкам.
Прибывшая из Москвы группа (так называемый «летучий отряд», контролируемый самим наркомом и руководимый майором госбезопасности Сергеем Шпигельгласом) постаралась предвидеть любые неожиданности, какие могли помешать операции «Груз», не желали, чтобы Миллер скончался от сердечного приступа, как случилось с Кутеповым из-за передозировки снотворного. Хотя никто из чекистов не был виноват в смерти генерала, все получили нагоняи от начальства, некоторых понизили в звании, должностях.
— Чтобы не повторился досадный промах, выясните, как у Миллера обстоит дело с сердцем, легкими, нервами, пищеварительным трактом. Не страдает ли сосудистыми заболеваниями. Надо все предусмотреть! — строго дал напутствие нарком перед отъездом группы во Францию.
Трое прибыли за сутки до операции. Ночь на 22 сентября 1937 года провели на загородной вилле Скоблина и Плевицкой. Рано утром перебрались в пустующую школу. До появления Скоблина с Миллером (он значился как «Дед») коротали время, рассказывая байки, анекдоты, курили невиданные в России сигареты. Когда все это надоело, Вениамин Гражуль и Григорий Косенко принялись играть в карты.
— Эту актрисулю в газетах взахлеб хвалят без всякой меры: и великая, и неповторимая, и голос как у соловья.
— Слышал, как поет?
— Не приводилось.
— Вернемся — послушаешь грампластинку. Поет — заслушаешься, особенно здорово получаются народные.
— Отчего сидит за кордоном? Вернулась бы домой, получила звание народной, как Шаляпин.
— Забыл, что он стал невозвращенцем!
— В Европе и Америке заработок у артистов не чета нашему, за один концерт отваливают миллион.
— Наша мадам зарабатывает не меньше Шаляпина.
— Приплюсуй к гонорару те деньги, какие органы платят, будет богаче Шаляпина. Думаешь, работает за франки и доллары? Зарабатывает с муженьком право вернуться на Родину, а это подороже деньжат.
— Деньги не бывают лишними, а ей нужны наряды для концертов, дорогие номера в гостиницах снимать, по свету разъезжать…
Время шло к полудню, и троих в школьном здании охватило волнение, какое испытывает охотник, выслеживая дичь.
Привели Миллера. Евгений Карлович был настолько ошарашен случившимся, что на какое-то время лишился дара речи. Тяжело дышал, недоуменно смотрел на напавших. Наконец с трудом спросил:
— Как прикажете все понимать?
— Считайте, что встретились с соотечественниками, которые жаждали увидеть вас, — ответил Шпигельглас.
— Вы из ЧК?
— Точнее сказать, из НКВД.
— Что от меня надо?
— Пока благоразумия, не совершать опрометчивых поступков, не пытаться освободиться от пут, подчиниться требованиям, иначе будем вынуждены применить силу, даже оружие.
— Отвезете в Россию?
Заместитель начальника Иностранного отдела чуть склонил голову, всмотрелся в генерала.