— Князь дорогой, сестра моя обидеть не хотела, тяжело ей дом родной покидать, в новые земли ехать. Молодая она еще…
— А ты, значит, не боишься с валашскими войниками ехать в земли драконьи?
— Отчего же, боюсь, — призналась Иринь. — Но разве толк от страха есть? Только пеленой глаза застилает, правды можно не увидеть. Но премудрость эта мне большим трудом далась, Лиль еще предстоит ее понять.
— Умна, ох умна, княжна. Ион наш будет счастлив в ученицы тебя взять. Каков твой дар?
В Валахии дар определял положение. Может, на чужаков бремя традиций не ложилось тяжелым грузом, но уж точно человека без дара в страну не впустят. И я не на шутку испугалась.
— Это семейный секрет, князь. Не серчайте, — подняла я глаза на Василе Дракула и не отвела, когда он своим стальным взглядом меня пригвоздил.
— Какой лилейный голосок у моей невесты, когда она, как лиса, хочет хвостом следы замести. Почему же вкус лжи я ощущаю, Лиль?
— Неведомо мне, князь, почему мои слова для вас ложь. Правду я говорю — дар Иринь под семью засовами в семье и чужакам знать его нельзя.
— Чужакам, значит? — Василе подошел ко мне близко-близко и наклонился к лицу. Желваки на скулах так и прыгали от злости и обиды. Задела я за больное, что тревожить нельзя было, да поздно слезы лить, слово не птичка… — Как зима пройдет, так будешь меня мужем называть, лисица Лиль. О моем даре в брачную ночь и узнаешь.
Резко развернулся и вышел прочь.
— Задела ты его, Лиля, — подтвердила мои мысли Иринь. — Не просто с ним будет, тяжелый нрав у князя.
— И как мне быть? Не хочу я всю жизнь по углам прятаться. Семью хочу. Крепкую, как у нас.
— Попробуй лаской. Добрую ласку все любят.
— Попробую, сестра, — пообещала сестре, а сама вспомнила, как коня своего приручала. Привиделось мне еще в юности, что встречу в леске нашем коня молодого, но измученного. Сбежал тот от хозяина злого и людей ненавидел. И должна я стать другом ему. Помню сон тот меня удивил, а когда и вороной конь обнаружился близ нашего села, что ни одного человека и зверя к себе не подпускал, то оделась я тогда поутру и пошла одна в лесок, а к трапезе обеденной вывела его спокойного.
Тогда меня ведьмой и начали называть.
Провожать нас вышел почти весь городок, кто-то прятал слезы, а кто-то и злорадно в спину мне смотрел, не желая добра. Злоба людская, она как ветер, может вреда не причинить, прилететь и исчезнуть, а может и покалечить. Если уж в родном доме есть недоброе, то в доме супруга и подавно. Успокаивало только, что Иринь со мной будет.
— Береги себя, маленькая, — сказала Малена мне в макушки, крепко обнимая. Она ведь одна останется, родителей поддерживать, да в делах помогать. Подруги все замужем, детей растят, домом занимаются, не до посиделок девичьих.
— И ты береги себя, дорогая сестра. Шли ворона нашего, если весточку захочешь передать.
Размыкать объятий не хотелось, так бы и стояла, если б Малена сама меня не отодвинула и в объятия отца не передала. Мама плакала и все молитвы шептала на дальнюю дорогу. А когда я на своего Уголька села и поклажу проверила, то Василе пожал руку отцу и условился с ним, что через два месяца встретят они князя и его обозы на границе и проведут по Валахии, а там и до Торга. А на обратном пути отец нас навестит.
На том и порешили.
Лишь одно условие было у княже — супругами мы станем лишь, когда мне восемнадцатая зима настанет, а до этого дня буду учиться, уму-разуму набираться, привыкать к новой жизни.
Уж не знаю, как валашский князь моего отца убедил, но тот согласие дал и даже кровью договор не скрепил. Что ж, мне оставалось только надеяться, что нет тайного умысла у князя, не обманывает он нас, и на жену будущую драконья магия указала верно.
Как только вышли мы за ворота, обогнули наши промысловые и углубились по тропе в лес, на сердце тяжесть опустилась. Даже Уголек шел медленно, уши свесив. Я погладила коня по шее, нагнулась и прошептала:
— Эй, дружочек, не грусти. Говорят, в Валахии много красивых лугов, а тепло стоит аж до середины осени.
Уголек заржал и мотнул головой, но веселее не стал.
Так мы и шли мелкой рысью почти до самой ночи, а когда на небе стали появляться первые звезды, то войники быстро по-солдатски организовали ночлег, сделав для нас с Иринь что-то похожее на небольшой шатер. Мы же решили не мешаться под ногами, а помочь с едой. Быстро разделали куски мяса, что нам бережно упаковали с собой, растерли солью и травами, размяли пальцами и оставили на воздухе, пропитываться. Натерли большой медный чан салом, повесили над костром и переложили мясо, а когда корочка появилась, да аромат пошел, то добавили пшена с водой. Похлебку эту научил нас делать дед, травник и охотник, душе его перерождения, сызмальства воспитывал в нас разные умения мальчишеские. Говорил, что хоть и княжны мы, но не все нам в избе сидеть, платья вышивать, надо и мир настоящий щупать. И заставлял нас изучать лесные премудрости. Вот и пригодилось.