— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, — передайте виновнику торжества мои поздравления. К сожалению, мне пора в лабораторию.
— Хорошо, я передам, — сказал Крис.
Сарториус вышел. Крис встал и начал медленно обходить стеллажи с книгами. Он остановился перед девятитомной монографией Гезе, взял один из томов. Это было описание форм, которые создает плазма. Крис разглядывал формулы, диаграммы, фотографии. Вдруг он услышал за спиной чье-то хихиканье. Он обернулся. Перед ним стоял Снаут. Он был в черной фрачной паре, чистом белье и белом галстуке бабочкой. Один рукав его был оторван, и виднелось белое крахмальное плечо.
— Выбрось этот хлам, — сказал Снаут и, вырвав том Гезе, швырнул его на пол. — Здесь одинаково беспомощны посредственность и гениальность.
Он огляделся:
— А между тем, гости еще не все в сборе.
— Сарториус ушел, — сказал Крис. — Он не дождался тебя. Извини, но ты поступаешь не совсем тактично.
— Черт с ним, — сказал Снаут. — Относительно Сарториуса ты отчасти прав. Я любил Гибаряна, это был ученый… великий солярист. Сарториус — талант, но в нем нет слабинки, он ни на минуту не теряет мужества, вот в чем штука. Если надо — спокойно умрет. А Гибарян страдал, его мучил страх… И он был доверчив… Материализация худшего, что в нас есть… мы привозим его с собой, и эта плазма вытаскивает это из нас наружу. «Все возможно, милый, — сказал ему этот дьявол, — все еще можно вернуть. Страдания и мучения выдумали люди, а у меня все гуманнее. Можно помереть на десять лет или на пять минут — на те самые пять минут, когда было совершено непоправимое, когда ты совершил свое безнравственное деяние…» И он поверил… Он — поверил!.. — Снаут приблизился вплотную, дыша винным перегаром. — Он умер с искаженным от страха лицом. А Сарториус умрет спокойно, потому что не верит дьяволу…
— Ты пьян, — хрипло, сдавленным шепотом, сказал Крис и посмотрел на Хари.
Она внимательно слушала Снаута.
— Мы вовсе не хотим завоевать никакой космос, — сказал Снаут, — мы хотим расширить Землю до его границ… Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало. Мы бьемся и мучаемся над контактами с иными цивилизациями, но мы никогда не найдем этого контакта… И главное не в том, что мы не в состоянии это сделать — мы боимся это сделать, боимся контакта… Мы в глупом положении человека, рвущегося из последних сил к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен только человек. Значит, в нашем страхе, может быть, и есть истина. Милый спасительный страх! Если бы мальчик не боялся ночного леса, его давно съели бы волки… Ах, эти мудрые сказки… Кажется, я начал с обличения человеческого консерватизма и косности, а кончил оправданием того, что обличал. Я непоследователен.
— Ты — хороший человек, — тихо сказал Крис, — но ты плохо выглядишь.
— Да, — сказал Снаут, — я действительно скис, и мне плохо. Помоги мне добраться до комнаты.
Крис взял его руку, перекинул через шею и повел, придерживая сзади. Они прошли коридором, спустились вниз и снова шли коридором. Вдруг Крис остановился и оглянулся.
— Что случилось? — спросил Снаут.
— Хари! — крикнул Крис. — Боже мой, я запер дверь, она искалечит себя!
— Беги, — сказал Снаут, — мне лучше, я доберусь сам.
Крис бросился бежать, не видя ничего перед собой. Путь назад был необычайно длинен. Было жарко. Он едва не сорвался с лестницы, оборвав в кровь ладони, разорвал рубашку. У двери библиотеки он торопливо, дрожащей рукой, сунул ключ в замочную скважину, отпер дверь и остановился на пороге.
В полумраке тускло поблескивали тяжелые золоченые корешки книг. Хари сидела на краю стола. Перед ней лежал нетронутый очищенный апельсин и пачка сигарет, очевидно, забытых Capториусом. Она курила, глядя куда-то в угол.
— Хари, — тихо сказал Крис, осторожно прижимая локтем сердце.
Она подняла голову.
— Прости, милый, — сказала она и слабо улыбнулась, — я немного задумалась. Что-нибудь случилось?
— Нет, — оторопело сказал Крис, — все в порядке.
Он подошел к столу и обнял Хари. Вдруг раздался аварийный звонок.
И снова Крис проснулся от какого-то беспокойства. Была не ночь, а голубой день. Что-то ядовито шипело. Звук нарастал.
Крис вскочил, выбежал в коридор. Дверь лаборатории была раскрыта настежь. Поток ледяного холода хлынул навстречу. Комнату наполнил пар, превращая дыхание в хлопья снега. Хлопья кружились над завернутым в купальный халат телом Хари.
Крис, обжигая руки о ледяной халат, разорвал, вернее, сломал его на груди, холодной и твердой, как снег.