Снаут, сложив руки на остром колене, критически следил за моими действиями.
– Ну что, поговорим? – спросил он, подождав, пока я сяду.
Я не ответил, прижимая кусок марли, который начал сползать со щеки.
– Были «гости», ведь так, Крис?
– Да, – ответил я тихо. У меня не было ни малейшего желания поддерживать такой тон.
– И тебе удалось избавиться? Ну-ну, здорово ты за это взялся.
Он дотронулся до все еще шелушащегося лба, на котором уже показались розовые пятна молодой кожи. Я одурело смотрел на них. Почему до сих пор этот так называемый загар Снаута и Сарториуса не заставил меня задуматься? Я считал, что это от солнца, – а ведь на Солярисе никто не загорает.
– Но хоть начал-то ты скромно? – сказал Снаут, не обращая внимания на то, что я весь вспыхнул от осенившей меня догадки. – Разные наркотики, яды, приемы вольной борьбы, а?
– Чего ты хочешь? Можем разговаривать на равных правах. Если ты собираешься паясничать, лучше уходи.
– Иногда приходится быть паяцем и не желая этого, –
сказал он и поднял на меня прищуренные глаза. – Не будешь же ты меня убеждать, что не попробовал веревки или молотка? А чернильницей, случайно, не бросался, как Лютер? Нет? Э, – поморщился он, – да ты парень что надо.
Даже умывальник цел. Голову разбить вообще не пробовал, в комнате полный порядок. Значит, раз-два – засадил, выстрелил, и готово? – Снаут взглянул на часы и закончил: – Какие-нибудь два, а может, и три часа у нас теперь есть.
Он посмотрел на меня с неприятной усмешкой и вдруг спросил:
– Значит, говоришь, что считаешь меня свиньей?
– Законченной свиньей, – подтвердил я резко.
– Так. А ты поверил бы мне, если бы я сказал? Поверил бы хоть одному слову?
Я молчал.
– С Гибаряном это случилось с первым, – протянул он все с той же искусственной улыбкой. – Он закрылся в своей кабине и разговаривал только сквозь дверь. А мы… догадываешься, что мы решили?
Я знал, но предпочитал молчать.
– Ну ясно. Решили, что он помешался. Кое-что он нам рассказал через дверь, но не все. Может быть, ты даже догадываешься, почему он скрывал, кто у него был? Ведь ты уже знаешь: каждому свое. Но это был настоящий ученый.
Он требовал, чтобы мы дали ему шанс.
– Какой шанс в принципе вы могли ему дать?
– Ну, я думаю, он пробовал это как-то классифицировать, как-то договориться, что-то решить. Знаешь, что он делал? Наверное, знаешь?
– Эти вычисления, – сказал я. – В ящике. На радиостанции. Это он?
– Да. Но тогда я об этом ничего не знал.
– Как долго это продолжалось?
– «Гости»? С неделю. Разговоры через дверь. Но что там делалось… Мы думали, у него галлюцинации, моторное возбуждение. Я давал ему скополамин.
– Как это… ему?
– Вот так. Он брал, но не для себя. Экспериментировал. Так все и шло.
– А вы?. .
– Мы? На третий день решили добраться до него, выломать дверь, если иначе не удастся. Мы честно хотели его вылечить.
– Ах… значит, поэтому! – вырвалось у меня.
– Да.
– И там… в том шкафу…
– Да, мой милый. Да. Он не знал, что в то время нас тоже навестили «гости». Мы уже не могли им заниматься.
Но он не знал об этом. Теперь… теперь уже есть некоторый опыт.
Он произнес это так тихо, что последнее слово я скорее угадал, чем услышал.
– Погоди, я не понимаю, – сказал я. – Как же так?
Ведь вы должны были слышать. Ты сам сказал, что вы подслушивали. Вы должны были слышать два голоса, а не один…
– Нет. Только его голос, а если даже и были там непонятные звуки, то сам понимаешь, что все мы приписывали этому…
– Только его? Но… почему же?
– Не знаю. Правда, у меня есть на этот счет одна теория. Но думаю, не следует с ней торопиться, тем более что всего она не объясняет. Вот так. Но ты должен был увидеть что-то еще вчера, иначе принял бы нас обоих за сумасшедших.
– Я думал, что сам свихнулся.
– Ах, так? И никого не видел?
– Видел.
– Кого?
Его гримаса уже не походила на улыбку. Я долго смотрел на него, прежде чем ответить.
– Ту… черную…
Он ничего не сказал, но вся его скорчившаяся, подавшаяся вперед фигура немного обмякла.
– Мог все-таки меня предупредить, – начал я уже менее уверенно.
– Я ведь тебя предупредил.
– Каким способом?
– Единственно возможным. Пойми, я не знал, кто это будет. Этого никто не знал, этого нельзя было знать…
– Слушай, Снаут, я хочу тебя спросить. Ты знаешь это… уже некоторое время. Та… то… что с ней будет?
– Тебя интересует, вернется ли она?