Если бы это зрелище меня не парализовало, я бы попытался убежать. Хари судорожно хватала воздух и билась головой о мое плечо, а потом стала медленно оседать на пол. Я подхватил ее, отнес в комнату, протиснувшись мимо расколотой дверной створки, и положил на кровать.
Из-под ее сломанных ногтей сочилась кровь. Когда она повернула руку, я увидел содранную до мяса ладонь. Я
взглянул ей в лицо, открытые глаза смотрели сквозь меня без всякого выражения.
– Хари!
Она ответила невнятным бормотанием.
Я приблизил палец к ее глазу. Веко опустилось. Я подошел к шкафу с лекарствами. Кровать скрипнула. Я
обернулся. Она сидела выпрямившись, глядя со страхом на свои окровавленные руки.
– Крис, – простонала она, – я… я… что со мной?
– Поранилась, выламывая дверь, – сказал я сухо.
У меня что-то случилось с губами, особенно с нижней, как будто по ней бегали мурашки. Пришлось ее прикусить.
Хари с минуту разглядывала свисающие с косяка зазубренные куски пластмассы, затем посмотрела на меня.
Подбородок у нее задрожал, я видел усилие, с которым она пыталась побороть страх.
Я отрезал кусок марли, вынул из шкафа присыпку на рану и возвратился к кровати. Все, что я нес, вывалилось из моих внезапно ослабевших рук, стеклянная баночка с желатиновой пенкой разбилась, но я даже не наклонился.
Лекарства были уже не нужны.
Я поднял ее руку. Засохшая кровь еще окружала ногти тонкой каемкой, но все раны уже исчезли, а ладони затягивала молодая розовая кожа. Шрамы бледнели просто на глазах.
Я сел, погладил ее по лицу и попытался ей улыбнуться.
Не могу сказать, что мне это удалось.
– Зачем ты это сделала, Хари?
– Нет. Это… я?
Она показала глазами на дверь.
– Да. Не помнишь?
– Нет. Я увидела, что тебя нет, страшно перепугалась и…
– И что?
– Начала тебя искать, подумала, что ты, может быть, в ванной…
Только теперь я увидел, что шкаф сдвинут в сторону и открывает вход в ванную.
– А потом?
– Побежала к двери.
– Ну и?. .
– Не помню. Что-нибудь должно было случиться?
– Что?
– Не знаю.
– А что ты помнишь? Что было потом?
– Сидела здесь, на кровати.
– А как я тебя принес, не помнишь?
Она колебалась. Уголки губ опустились вниз, лицо напряглось.
– Мне кажется… Может быть… Сама не знаю.
Она опустила ноги на пол и встала. Подошла к разбитым дверям.
– Крис!
Я взял ее сзади за плечи. Она дрожала. Вдруг она быстро обернулась и заглянула в мои глаза.
– Крис, – шептала она. – Крис.
– Успокойся.
– Крис, а если… Крис, может быть, у меня эпилепсия?
Эпилепсия, боже милостивый! Мне хотелось смеяться.
– Ну что ты, дорогая. Просто двери, знаешь, тут такие, ну, такие двери…
Мы покинули комнату, когда с протяжным скрежетом открылись наружные заслонки, показав проваливающийся в океан солнечный диск, и направились в небольшую кухоньку в противоположном конце коридора. Мы хозяйничали вместе с Хари, перетряхивая содержимое шкафчиков и холодильников. Я быстро заметил, что она не слишком утруждала себя стряпней и умела немного больше, чем открывать консервные банки, то есть столько же, сколько я.
Я проглотил содержимое двух таких банок и выпил бесчисленное количество чашек кофе. Хари тоже ела, но так, как иногда едят дети, не желая делать неприятное взрослым, даже без принуждения, но механически и безразлично. Потом мы пошли в маленькую операционную, рядом с радиостанцией. У меня был один план. Я сказал, что хочу на всякий случай ее осмотреть, уселся на раскладное кресло и достал из стерилизатора шприц и иглу. Я знал, где что находится, почти на память, так нас вымуштровали на