238
торых мечтают (в другой книге - "Из под глыб") Солженицын и Шафаревич.
Самолюбование Солженицына нередко может вызвать только улыбку. В своих мемуарах он пишет, например, что его очередное заявление не просто было передано среди последних известий "Голоса Америки", но что "мой утренний ответ уже по миру громыхал" (С. 429). О своей полемике с властями в 1973 году автор пишет как о "сражении шлемоблещущем и мечезвенящем" (С. 406). Конечно, одинокая борьба Солженицына с громадной государственной и партийной машиной власти заслуживает уважения, его мужество бесспорно, и публикация "Архипелага" была очень сильным ударом по всем сталинистам. Но нельзя и, потеряв всякое чувство меры, думать и писать, что эта публикация "будет смертельна для их строя" и что после "Архипелага" "не выстоит их держава". Но главное, конечно, не в том как пишет Солженицын о своих многочисленных сражениях с властями. Можно было бы и не говорить о самолюбовании Солженицына, если бы оно не оборачивалось в книге все чаше и чаше саморазоблачениями, бросающими совсем иной отблеск на всю его борьбу. Отнюдь не только в защиту религиозной ортодоксии выступает в последние годы Солженицын. Ополчаясь на Ленина, как главного виновника всех бед России, а также на всю идеологию марксизма и социализма, Солженицын о Сталине пишет неожиданно как о ... "ягненке". Нашли, мол, ягненка, чтобы свалить на него все преступления коммунизма. (Себя самого Солженицын называет "теленком", что, конечно, также совсем не подходит к его образу).
Рассказывая о трудном для себя 1965 годе, Солженицын замечает мимоходом, что одним из немногих радостных событий этого года была для него неудача государственного переворота в Индонезии (С. 127). Для человека, называющего себя христианином, понять эту радость трудно. Авантюра верхушки ИКП и убийство нескольких генералов и членов их семей группой коммунистически настроенных террористов была осуждена большинством коммунистических партий во всем мире. Но как не сказать при этом о развернувшейся в Индонезии массовой резне сотен тысяч коммунистов и сочувствующих им крестьян. Мстительный антикоммунистический террор охватил на долгие месяцы всю страну, причем оргия убийств на местах проводилась часто вне всяких политических соображений, когда должники, например, убивали своих кредиторов. Только на острове Бали из 2-х миллионного на
239
селения было убито более 100 тысяч человек, и трупы их долго колыхались еще в морском прибое. И эта страшная трагедия, равной которой не было в последние 20 лет, вызвала радость у Солженицына! Право же я могу здесь только повторить совет столь ненавистного Солженицыну А. Дементьева: "Нельзя ли автору отнестись к людям и к жизни подобрее" (С. 96).
Некоторые выводы
В предисловии к "Теленку" автор пишет, что, кроме художественной литературы в собственном смысле слова есть и вторичная литература, т. е. литература о литературе. К этому нужно добавить, что и вторичная литература бывает разных видов. Наряду с серьезными и глубокими исследованиями и мемуарами, дающими яркое представление об эпохе и ее людях (классический пример - "Былое и думы" А. Герцена), есть книги, повествующие главным образом о личной жизни литераторов, об их слабостях, о разного рода литературных скандалах и сплетнях. Такая литература пользуется обычно даже большим спросом у невзыскательной публики. К сожалению, значительная часть разделов книги Солженицына "Бодался теленок с дубом" написана именно на таком низком уровне.
Как известно, публикация первых произведений Солженицына вызвала много критических статей, некоторые из которых сами по себе были заметным вкладом в нашу общественную жизнь и вызвали оживленную дискуссию и нападки справа. Отмечу здесь лишь статьи В. Лакшина и Ю. Карякина (в "Новом мире" и в журнале "Проблемы мира и социализма"). В свое время Солженицын внимательно следил за этой полемикой, чему есть много свидетельств, хотя бы в виде писем автора "Ивана Денисовича" указанным критикам. Но в своих мемуарах Солженицын полностью опустил эти важные эпизоды нашей общественной жизни. Он лишь мимоходом замечает о потоке "непрошенных" и даже "холопски-рекламных" рецензий, большинство которых он даже не читал, хорошо понимая их "тараканьи силенки". Но вместе с тем Солженицын находит время и место, чтобы весьма подробно описать, как на Рязанском вокзале Твардовский "с поспешностью рванулся по лестнице в ресторан, выпил поллитра, почти не закусывая и уже в блаженном состоянии ожидая поезда, только повторял часто: "Не думайте обо мне плохо"
240
(С. 90). В сущности, в этой части своих мемуаров "критика" Солженицына разительно схожа с теми нападками на Твардовского и "Новый мир", которые постоянно велись на всякого рода закрытых и полузакрытых совещаниях пропагандистов и агитаторов. Именно здесь работники идеологического отдела ЦК КПС говорили, что "Новый мир" ведется неуверенными и "периодически слабеющими" руками склонного к запоям Твардовского, попавшего к тому же под пагубное влияние более молодых литераторов и критиков. О таком сходстве можно только пожалеть.
Р. А. Медведев. 1-10 мая 1975 года. 1-5 сентября 1975 года
Пути разрядки
(О некоторых выступлениях
А. Солженицына и А. Сахарова)
Еще несколько лет назад о политических взглядах и симпатиях Солженицына мы могли судить главным образом по косвенным данным, разбирая и анализируя его художественные произведения, высказывания его героев и пытаясь понять какой именно персонаж выражает в большей или меньшей мере мысли и идеи самого автора. Теперь эта задача упрощается, ибо в прошедшем 1975 году А. И. Солженицын выступал главным образом не как литератор и писатель; он выступал или пытался выступать как политик. В своих обширных интервью Солженицын затрагивал главным образом политические вопросы, политическая тематика преобладала в его статьях, наибольший резонанс в этом же отношении имели его большие речи программного характера, произнесенные в Нью-Йорке и Вашингтоне в июне и июле прошлого года. В этих выступлениях Солженицын затронул слишком большое количество вопросов и проблем, чтобы можно было обсудить их в одной небольшой статье. Однако мы считаем необходимым и важным сделать хотя бы ряд предварительных критических замечаний.
Полемика с Солженицыным неизбежна хотя бы потому, что он взял за правило в своих последних выступлениях говорить или от имени всего русского народа, или от имени всех людей труда, или, во всяком случае, от имени всех бывших заключенных. Не
241
сомненно, какой-то важной частью своего художественного творчества А. И. Солженицын отразил страшные потрясения и трагедии послереволюционной истории России, да и сам художественный гений Солженицына повлиял на развитие нашего общественного сознания. Однако это вовсе не означает, что развитие общественного сознания в нашей стране происходит в том же направлении, в каком происходит идейная эволюция Солженицына. Солженицын глубоко заблуждается в этом отношении, ибо ни большинство людей труда, ни большинство интеллигенции, ни большинство оставшихся в живых узников ГУЛАГа, ни большинство так называемых "диссидентов" не разделяет основной части нынешних идей и высказываний Солженицына.
Один из посетивших Солженицына корреспондентов норвежской газеты "Афтенпостен" писал в большой статье о жизни писателя в Цюрихе, что Солженицын по-прежнему искренне считает себя пророком современной России. Но по меткому замечанию французского социолога Лебона, - "интеллигентность, сознающая связь всех вещей, помогающая их объяснению и пониманию порождает податливость и значительно уменьшает силу и мощь в убежденности, которая необходима пророку. Большие пророки всех времен были людьми ограниченными и односторонними и потому имели большое влияние. Речи знаменитейших из них поражают сегодня своей несвязностью". Но такой именно несвязностью удивляют и последние речи Солженицына, хотя, по свидетельству западной печати, они произвели большое впечатление на массовую американскую аудиторию.
Односторонность и ограниченность Солженицына ярко проявляется уже в той главной мысли, которая красной нитью проходит через все его последние выступления и которая состоит в том, что все или почти все ЗЛО современного мира сосредоточено только на Востоке, и потому Запад должен объединиться против этого зла и заставить его отступить. Но уже этот главный тезис не выдерживает критики.