Она казнит близнецов Ланнистеров на рассвете, но сначала хотела поговорить, посмотреть в глаза человеку, убившему её отца, которого поклялся защищать.
Только что ей делать с королём?.. Что ей делать Томменом? Она видела этого малыша с огромными зелёными глазами, пухлого и золотоволосого, жмущегося к матери.
Дени сильнее, до побелевших костяшек, сомкнула тонкие пальцы вокруг наверший.
«Если я обернусь — я пропала».
***
Рейго сидел на полу напротив Дрого. Их сын указывал пальчиком на одно из трёх драконьих яиц — красное, чёрное или золотое, а Дрого перекатывал выбранное на другой бок. Рейго глядел на их чешуйчатую скорлупу огромными, полными восторга фиалковыми глазами — единственная черта внешности, что он унаследовал от матери вопреки предсказаниям старух Дош Кхалина.
Сын дотронулся до скорлупы и заливисто засмеялся, погладил, словно домашнюю кошку. Иногда Дени тоже касалась их и ощущала под ладонью жар, будто от раскалённых углей. Хотя порой яйца оказывались мертвенно-холодным камнем.
— Драконы! — воскликнул Рейго и изобразил, будто выдыхает огонь. — Драконы летят, рыыы!
Дрого засмеялся в ответ и сжал его крохотные пальцы в своей огромной, мозолистой и грубой ладони.
Свадебный подарок Иллирио превратился в любимую игрушку её ребёнка. Безумно дорогие реликвии так и остались красивым украшением, напоминающим о былом величии Таргариенов, всадников, оседлавших драконов и покоривших само небо.
За окном падал снег, он толстым слоем ложился на крыши домов, укрывал белым покрывалом улицы. Дени смотрела на крупные снежинки, крутящиеся под порывами ветра. Зима пришла, а вместе с ней и другие беды. В руках она сжимала письмо от Ночного Дозора.
— Нет врагов, которых нельзя сразить мечом, луна моей жизни, — словно услышав её беспокойство, сказал Дрого.
— Я знаю, моё солнце и звезды.
Лорд-командующий Джон Сноу считал иначе, но Дени промолчала. Она никогда не слышала историй про Иных и Долгую Ночь, их не было среди тех, что любил рассказывать Визерис.
Она не зря помиловала Томмена Баратеона и отослала домой, в Кастерли Рок под опеку лорда Кивана. Это было последним желанием Джейме Ланнистера, которое она выполнила, хотя и не должна делать подобное. Но именно его честность — какое это странное слово для Цареубийцы! — её смягчила, заставила прислушаться, а вовсе не яростные истерики и слёзы матери Серсеи.
Тогда Дрого сказал, что это слишком мягкий поступок. Но одновременно и поступок, оказавшийся верным в итоге: сейчас им понадобятся все союзники, которые присоединятся к армии и смогут помочь оборонять Стену. Даже Ланнистеры — или то, что от них осталось.
Она присела рядом со своим мужем и сыном. Рейго снова залился смехом, протянув к ней руки. Дени прижала сына к груди, он положил голову ей на плечо и сжал в кулачке прядку серебряных волос.
Она дракон, последний дракон, но этого было мало. Если бы у неё были настоящие, вылупленные из этих самых яиц, тогда Семи Королевствам не пришлось бы готовиться к новой войне. Заведомо проигрышной, если верить лорду Сноу.
Дени поцеловала сына в щёку. Муж нежно гладил её по предплечью, перекинул серебряные волосы ей за спину. Пока всё было хорошо. В данный момент Дейенерис Таргариен была счастлива и не хотела другой жизни.
_______________
Эпиграф:
Все, что у тебя есть — это твой огонь,
И место, куда тебе нужно попасть.
Ты не сможешь приручить своих демонов,
Но всегда держи их на поводке.
========== Take me to church (Марго Хэнсон/Элиот Вог) ==========
Комментарий к Take me to church (Марго Хэнсон/Элиот Вог)
PG-13, гет, UST и чутка драмы с ангстом. ООС.
Марго Хэнсон проходит пять стадий принятия неизбежного.
Песня: Hozier - Take Me to Church
С Днём Рождения, дорогая моя систер! :)) мур-мур-мур, ты привела меня к новому ОТП, я дарю тебе о них фик - ничего нового, в общем-то х))
My lover’s got humour
She’s the giggle at a funeral
Knows everybody’s disapproval
I should’ve worshipped her sooner
Отрицание
С веселухи Ибицы — прямиком на поминки бойфренда Элиота. Кажется, это зовётся «с корабля на бал», да?
Голова Марго Хэнсон всё ещё трещит от похмелья, а реки текилы будут плескаться в крови, наверное, неделю. Тело до сих пор приятно ноет от секс-йоги. Мысли отдалённо крутятся вокруг смазливого, кудрявого брюнета, делавшего массаж с кокосовым маслом.
Ей бы валяться на кровати, отдыхать, блин, после сумасшедшего отдыха. Вместо этого Марго стоит над Элиотом, развалившимся в кресле. В бокале, что зажат в его тонких пальцах, плавает зелёная оливка. В глазах — стеклянное безразличие. На душе — явно концерт группы «Депрессия» с солистом Болью, бас-гитаристом Сожалением и барабанщиком Самообвинением.
Марго присаживается на подлокотник кресла, подушечками пальцев мягко касается плеча Элиота, ведёт дальше по телу. Почти невесомо рисует узоры, она прекрасно знает, как ему нравится.
— Ну, расскажи хоть, чем ты занималась, — лениво говорит он.
Возможно, кого-то бы и обманули показушные, спокойные нотки его тона, но точно не Марго.
— О, да было смертельно ску-у-учно! Ты бы взбесился в первые десять минут, — тараторит она. — Синтии не хватило ума придумать новый ритуал, всё прошло как в прошлом году. Даже Кайл испёк точно такие же торты. Близняшки не натворили ничего страшного, а я…
— Тебе не должно быть стыдно за то, что ты веселилась, — меланхолично отмечает друг.
Но ей стыдно. Ей не нравился Майк, но горе Элиота забирается под ребра. Пока она трахалась с кудряшом, Эл в одиночку справлялся с потерей, а её даже не было рядом, она не поддержала, не успокоила… И это только малая толика гложущего стыда.
— Пойдём, — она соскакивает с подлокотника. — Во-первых, тебе необходимо побриться. Хочешь, сделаю это опасной бритвой?
Элиот покорно кивает и неуверенно улыбается. Марго тянет друга за руку, их пальцы привычно переплетаются, словно так и должно быть всю жизнь.
Вся правда была проста, как заклинание для первокурсника: стыд гложет её нутро, косточка за косточкой, потому что она, чёрт возьми, рада исчезновению Майка из их жизни.
Марго, конечно же, отрицает, что кощунственная радость буквально вопит в самое ухо — ваша дружба давно переросла в нечто большее.
Гнев
Марго разбивает бокал на тоненькой ножке, а потом хватает ещё один и тоже с чувством швыряет о пол. Хрусталь рассыпается у носков красных туфель на высокой шпильке. Она не использует магию, ей хочется собрать осколки пальцами, чтобы кровь заструилась по рукам, ощутить боль телесную — не душевную. Ей хочется орать, громко, словно во время прыжка с тарзанки. Её эмоции (страх, раздражение, сострадание, любовь) клокочут внутри, требуя выхода на волю. Ещё чуть-чуть — и Марго лопнет, как воздушный шарик.
Если бы она знала, что отходняк после грёбанного зелья, закупоривающего эмоции, будет именно таким — она бы сначала послала нахер Кейди. Всё равно бы выпила, конечно, она ж всерьёз настроена изучить парочку непростительных заклинаний, но зато сейчас была бы чуточку морально удовлетворена.
Она встаёт на колени, собирает осколки. Сначала крупные, мелкие совсем не видит, слёзы катятся по щекам.
— Что ты делаешь?
Элиот возвышается над ней, смоля между пальцами сигарету, дым вьётся у них над головами. Элиот безупречен в своём костюме-тройке. Слишком бледный, измождённый, с глубокими тенями под глазами и недовольно поджатыми губами, но всё же идеальный.
— Не знаю. — Марго всхлипывает, размазывая слёзы по лицу. — Я весь последний час не понимаю, какого хрена…
Элиот тушит сигарету в пепельнице, что чудом уцелела на столе. Молча присаживается рядом, помогает собрать осколки. Вместо совка скидывают стеклышки на чистый, белый лист.
В какой-то момент — время утратило всякий смысл, оставив только пульсирующие эмоции внутри, — их руки сталкиваются над стекляшками, в гранях которых играют отражения от настенных бра. Эл заключает её ладони в свои, но молчит.