хотела его все больше и больше, но непримиримая
гордыня не оставляла ей пути к отступлению.
На следующий день нервы Кэтрин были уже на
пределе. Она решила, что ей необходимо какое-то время
держаться от мужа в отдалении, чтобы не сказать ему
слов, о которых она потом наверняка пожалеет.
Вечером ее навестила Энн. Несмотря на бледность,
она чувствовала себя хорошо и с радостью отметила, что
сестра тоже совершенно поправилась.
—
Кэтрин, как здорово, что у тебя вновь твой
прежний цветущий вид!
—
Да и ты, кажется, не можешь пожаловаться на
самочувствие. Ты даже не представляешь, Энн, как я
рада видеть тебя.
Энн уселась подле Кэтрин возле огромного камина.
—
Все было так ужасно, Энн... Мы слишком долго
не были в нашем отеческом доме, и мне неспокойно. Я
понимаю, слуги обо всем позаботятся, и все же... Я хочу
вернуться туда на день-два.
—
О, Кэтрин, разумеется, мы поедем, если ты
хочешь. Я как раз собираюсь возвращаться домой завтра
утром. Поездка верхом и свежий воздух пойдут нам
только на пользу. Но с тобой действительно все в
порядке, Кэтрин?
—
Разумеется. Просто мне, как ты правильно
сказала, требуется движение и свежий воздух. Энн!..
—
Что?
—
Я... мне хотелось бы, чтобы никто не знал об
этом. У нас и без того целый век не было возможности
поговорить по душам!
364
—
Конечно, я буду молчать, если ты просишь. Но...
как быть с Донованом?
—
Ему не говори в первую очередь. Ему... ему
тоже потребуется время, по крайней мере, сейчас. У
меня нет готовых ответов. Просто я хочу от всего
отдохнуть.
—
Хорошо. Завтра мы едем.
—
Спасибо, сестра, — тихо сказала Кэтрин и
положила свою руку на ладонь Энн. — Энн, а что с
тобой и... с Эндрю?
—
Эндрю... — повторила Энн, и глаза ее
подернулись дымкой. — Эндрю уехал и не вернется.
Ничего у нас с ним быть не может и мне, как и тебе,
предстоит покориться судьбе...
Вошла молоденькая служанка с подносом и едой для
Кэтрин. Поставив поднос на стол, она медленно побрела
к двери. Энн и Кэтрин возобновили разговор, не называя
никого по имени: они прекрасно понимали, что у стен в
замке есть уши и что языки у молоденьких девушек из
прислуги, что помело.
Служанка по возможности долго потопталась в
комнате, поправляя вещи, вытирая пыль и жадно
прислушиваясь к каждому слову тихого, но ясно
различимого разговора; не услышав ничего нового для
себя, она закрыла дверь и медленно пошла по коридору
к себе. Погруженная в мысли, она едва не столкнулась с
Донованом.
—
Лорд Мак-Адам!
Донован, словно не замечая игривого блеска в глазах
девушки, спросил мимоходом:
—
Ты принесла леди Мак-Адам ужин?
—
Да, сэр.
365
—
Она встала?
—
Встала и оделась, сэр. У нее сестра, леди Энн.
—
Ага, понятно... Надо думать, леди Энн
поспешила поделиться последними новостями и
сплетнями. — Он улыбнулся, скрывая нетерпение, и
вынул из кошелька монету. — И что же это за сплетни,
хотелось бы знать?
—
Ничего интересного, сэр, — сказала служанка,
решив, что хозяин хочет знать отзывы о себе самом, что
естественно, ведь они так недавно женаты! — Так,
разговоры об английском шпионе, том, что недавно
бежал. Когда я уходила, они говорили о нем.
Донован, остолбенев, стоял и смотрел, как девушка,
взяв монету, уходит. Итак, Эндрю остался в сердце
Кэтрин. Донован медленно двинулся в сторону спальни,
исполненный решимости раз и навсегда вычеркнуть
Эндрю Крейтона из своей жизни.
Он буквально вломился в комнату, и вид сестер,
отпрянувших друг от друга, лишний раз убедил его в
своей правоте. Энн медленно встала и улыбнулась. Она
единственная из присутствующих понимала, что вся
беда этих двоих в том, что они любят друг друга, но не
хотят в этом признаться.
—
Лорд Мак-Адам? — сказала она.
—
Леди Энн? — ответил он, не отрывая глаз от
Кэтрин. — Прошу прощения, что я помешал вашим
посиделкам, но мне нужно поговорить с женой наедине.
—
О да, разумеется.
Энн почувствовала укол жалости к этому сильному,
гордому и могучему человеку, охваченному влечениями
и чувствами, которых он сам не понимал. Энн пожала
366