на Кэтрин, которая в нетерпении расхаживала по
комнате, как пойманная тигрица.
Кэтрин необходимо было уехать раньше, чем
проснется Донован; ей хотелось побыть в своем старом
доме одной хотя бы немного, а затем уже начать жизнь в
372
отдалении от Донована, разъезжая по всей Шотландии и
навещая бесчисленных родственников.
К тому времени, когда Энн собралась, нервы Кэтрин
были на пределе. Слуги и конюхи внизу в безмолвном
изумлении взирали на двух юных леди, поднявшихся
чуть свет и собирающихся отправиться неизвестно куда,
да еще без сопровождения.
Какое-то время сестры скакали молча. Энн видела,
что Кэтрин в смятении, но не считала себя вправе
спрашивать о чем-то, а тем более давать советы. Та
всегда играла в семье главную скрипку, держала в руках
все нити управления домом, и Энн не сомневалась, что и
на этот раз сестра найдет единственно правильный
выход из положения.
Энн давно перестала сомневаться в любви Кэтрин к
мужу; только упрямство оставалось той преградой,
которую леди Мак-Адам оставалось преодолеть на пути
к душевному миру и счастью. Разумеется, Энн не могла
судить с той же уверенностью о чувствах и настроениях
лорда Мак-Адама, но и он, как ей казалось, всего лишь
не хотел или не умел выразить в словах то чувство,
которое доводило его до крайней степени исступления.
—
Кэтрин, ты... ну, в общем, ты собираешься
пожить со мной в доме какое-то время?
—
Совсем немного.
—
Хорошо... — со вздохом облегчения сказала
Энн, но облегчения этого хватило ненадолго.
—
Потом я собираюсь поехать в Напьер.
—
В Напьер? — Энн вздрогнула от удивления. —
Но для чего?.. Что ты там собираешься делать?
—
Навестить своих кузенов и кузин, — заявила
Кэтрин.
373
—
Кузенов... кузин... Что-то никогда ранее они не
пробуждали в тебе родственных чувств.
—
Я и не собираюсь надолго у них задерживаться.
—
Не понимаю.
—
А что тут не понять? Я решила на время
сделаться путешественницей.
—
Не собравшись толком в дорогу, не захватив с
собой прислугу, без сопровождающих, без...
—
...Без мужа, — закончила Кэтрин. — Да, именно
так. Я прихватила с собой деньги и некоторые
драгоценности. Для нас полезно будет пожить врозь.
Может быть, я смогу отыскать Эрика. Так или иначе, я
хочу принадлежать себе, хотя бы на время.
—
Кэтрин, ты уверена, что хочешь именно этого?
Я ни разу в жизни не видела, чтобы ты от кого-то или от
чего-то убегала.
—
В моем положении это единственный выход.
—
Не думаю, что Донован спокойно проглотит
твою выходку.
—
Он получит то, чего давно добивается. Наше
богатство уже перешло в его руки. Наши земли, наш
дом, наши имена и титулы — все его. С него хватит.
—
Кэтрин... Почему ты не уведомила Донована о
своем отъезде?
—
Чтобы дать ему возможность и дальше держать
меня как в тюрьме!
— В тюрьме?! Если возможность поутру разъезжать
на лошади без всякого сопровождения ты называешь
тюрьмой, то я не знаю... Может быть, тюрьма не вне
тебя, а в твоей душе?
—
Нет, мой тюремщик — он, — тихо сказала
Кэтрин.
374
—
Взгляни попристальнее в свое сердце. Ты сама
свой мучитель и тюремщик.
Кэтрин, пораженная, посмотрела на Энн. Сестра за
недолгое время стала совсем другим человеком.
—
Что ты знаешь о наших отношениях? —
бросила она, испугавшись вдруг, что в руках у Энн, не
дай Бог, ключ от той двери, в которую она ломится
вместо того, чтобы открыть.
—
Насильное замужество, когда никто не
спрашивает твоего согласия, любовь к кому-то, с кем ты
не можешь разделить жизнь. Бояться за него и не знать,
где он и что с ним... — В голосе Энн звучал гнев. —
Как видишь, кое-что я способна понять хотя бы по своей
собственной судьбе, которая, между прочим, гораздо
безрадостнее твоей, потому что я, в отличие от тебя, не
смогу полюбить своего будущего мужа, как любишь ты,
вопреки всем своим словам, Донована Мак-Адама.
На глазах у Кэтрин блеснули слезы, но она лишь
стиснула зубы и подняла выше подбородок.
—
Но это-то как раз самое страшное, что может
быть... — сказала она тихо.
—
Как ты можешь...
—
Могу, потому что это именно так. Донован