— Что ж, пусть будет так. Итак, господин Проводник, я весь внимание.
— Как вы, возможно, знаете, господин Гумилев, — его собеседник заговорил хорошо поставленным голосом опытного экскурсовода, — еще великий поэт прошлого Афанасий Фет посвятил Венере такие строки:
— Восхитительно! — воскликнул Матвей.
— И хотя это чарующее творение русского поэта, — продолжал Проводник, довольный произведенным эффектом, — посвящено богине красоты, а не планете, мы не проводим между этими понятиями четкой границы. В последние годы эти строки Фета стали, можно сказать, неофициальным гимном корпорации «Кольцо». Слова «Цветет божественное тело неувядающей красой» задают для нас тот горизонт — вполне достижимый горизонт, заметим, — в котором разворачивается наша деятельность по благотворному преобразованию Венеры… И сейчас вы, Матвей, сами в этом убедитесь. Достаточно только повторить мой маневр.
При этих словах Проводник энергично увел свою авиетку вниз, исчезнув из поля зрения Матвея.
Матвей выдал импульс на верхнюю группу дюз, заставив свой «Скорпион» клюнуть носом.
Небесная сфера повернулась вокруг него на девяносто градусов, и он наконец увидел…
…Ее, утреннюю звезду, «сестру Земли» — Венеру.
Огромная дымчатая жемчужина покоилась на черном бархате космической пустоты. Была в ней и «неувядающая красота», и «нега горделивая»…
Но вот чего не было больше — той девственной неприкосновенности, которую пятьсот лет назад встретили здесь первые советские межпланетные зонды серии «Венера».
Все вокруг планеты дышало астроинженерией, горело пафосом преобразования и обновления.
Широкое, основательное кольцо из ледяной пыли окружало Венеру. Сахарно-белое, расчерченное контрастными лазурными линиями.
Матвей не считал себя выдающимся специалистом в области планетографии, но, по его мнению, такому сооружению мог бы позавидовать и общепризнанный властелин колец — гигант Сатурн!
Вдоль нижнего края кольца — над верхней кромкой атмосферы — скользили сотни сияющих точек. Это, конечно же, были огромные терраформирующие сооружения, орбитальные заводы, но с такого расстояния разглядеть их было невозможно.
За пределами кольца тоже наблюдалось оживление. Сновали туда-сюда корабли, авиетки, бликовали гигантские солнечные батареи гидрогенераторных станций, то и дело разражались импульсами терраформирующие лазеры…
Проводник выдержал паузу, предоставляя Матвею возможность осмыслить увиденное, и продолжил:
— Размеры Венеры и ее сила тяжести очень близки к земным. Почему, собственно, ее и принято величать «сестрой Земли» еще со времен первых полетов в космос. Но невероятная плотность атмосферы и очень высокая температура поверхности отпугивали астроинженеров прошлого. Еще бы! Сто атмосфер! Четыреста градусов Цельсия! Эти показатели делают невероятно сложным даже обустройство купольных городов на поверхности планеты. Не говоря уже о создании гидросферы по типу лунной.
— Насколько я помню, — сказал Матвей, чтобы не уронить в глазах Проводника честь семьи Гумилевых, — еще одну проблему представляет химический состав атмосферы. В частности, облака из кристаллов серной кислоты.
— Совершенно верно! — с жаром согласился Проводник. — Но все-таки самой серьезной преградой к терраформированию являлась именно хроническая перегретость планеты. Венера непрерывно получает колоссальную энергию, сообщаемую ей солнечным светом. Но бедняжка, увы, раньше не успевала излучать избыточное тепло в космическое пространство. Этому мешала толстая шуба ее атмосферы.
— Насколько я могу видеть, шуба и сейчас толстая, — вставил Матвей.
— На самом деле атмосфера Венеры стала тоньше почти на четверть — сравнительно с исходным состоянием. На первом этапе терраформирования мы окружили Венеру множеством станций-газососов. Эти прожорливые махины круглые сутки перерабатывали атмосферу. Часть сжиженных газов использовалась в качестве сырья для сопутствующей химической промышленности. Но основная масса газов доводилась до состояния льда глубокой заморозки и выстреливалась на более высокие орбиты. Так и было построено кольцо, которое вы видите.