Выбрать главу

— В «Беллону»? — хором переспросили Заяц и Вороных. Лица обоих, круглые и белые, вытянулись от удивления.

— Именно так. В сводную аэрокосмическую бригаду по противодействию глобальному терроризму и экстремизму «Беллона», — с удовольствием выговаривая каждое слово, подтвердил Матвей.

— Ты это, наверное, заранее решил? — предположил Заяц.

— Ну да, с детства мечтал. С отцом поссорился, да так, что мы месяц не разговаривали! И все из-за этой «Беллоны»!

— Подожди… Но как тебе удалось? — Заяц никак не мог прийти в себя. — Я же своими глазами таблицу результатов видел после боевого троеборья. Твоя фамилия там на седьмом месте была… Или даже на восьмом!

— Хуже того. На девятом, — Матвей махнул рукой.

— Но как же тогда?.. Ведь только первые пять мест… Могут сами выбирать распределение, — неприемистые мозги Зайца просто-таки закипали от натуги.

— Там такая история приключилась с экзоскелетом… Просто детектив!

— Что еще за история?

— Да, похоже, какой-то гад мне его, так сказать, заминировал, — решил все-таки рассказать Матвей. — В двух точках скафандра были заложены астатовые зерна в тонкостенных свинцовых капсулах.

— Капсулы? С астатом? Ого! — Вороных жадно отхлебнул из своего спиралью закрученного коктейльного бокала. — Это что же получается, свинец экранировал радиоактивное излучение астата, и поэтому датчики скафандра на него не реагировали, верно?

— Верно. Но астат потихоньку выделял, как это за ним водится, тепло! — Матвей все больше распалялся. — Грелся-грелся!.. А потом проплавил свинец! И вслед за ним прожег ткань экзоскелета! Образовалась дыра!

— А вторая капсула с астатом зачем? — поинтересовался внимательный Вороных.

— А вторая незадолго до того сожгла датчик внутреннего давления! И когда экзоброня разгерметизировалась, борткомпьютер об этом не узнал и меня не предупредил!

— Коварно…

— Вот именно!

— И кто же этот чудак на букву «эм», который тебе астатом экзоброню нафаршировал? — тоном злого следователя осведомился Вороных.

— Ха! Если бы я только знал! Уж я бы ему табло наполировал, не посмотрел бы ни на чин, ни на выслугу!

— А что же камеры наблюдения? Ведь экзоскелеты — они не под кустом лежат! А на охраняемом складе маринуются!

— Выключили камеры. Так вот получилось. Кто выключил — непонятно. Да не особо-то за ними и наблюдали, за нашими старенькими «Триумфами»… У них на соседних стеллажах вообще мячи волейбольные… И ракетки теннисные… Оборудование государственной важности, в общем.

— И что, выходит, не поймают гада?

— Надежда умирает последней, Ваня…

— И у тебя даже нет подозрений, кто эту подлость провернул?

— Да откуда? — Матвей опустил глаза.

У него, конечно, были подозрения. Но не было убойных аргументов. Доказательств не было. А это означало, что все «подозрения» можно порвать на мелкие клочки, бросить в унитаз и нажать на кнопку «смыв».

— Получается, тебе из-за порчи экзоскелета ненайденным злоумышленником результаты пересмотрели, так? — проявил сообразительность Заяц. — И ты из девятого оказался пятым?

— Да, пересмотрели. Целая комиссия собралась из преподавателей… Два дня ругались! Говорят, Голиков даже грозился рапорт об увольнении подать… Страшное дело! В общем, все-таки пересчитали… Я же, до того как мой экзоскелет утонул, вообще вторым был…

— Вторым? Супер, итить его налево… — в голосе Зайца, который пришел шестнадцатым, звучали одновременно и восхищение, и печаль.

Ну почему некоторым счастья дается так много, а некоторым — так мало? Судя по кислой роже новоиспеченного лейтенанта Вороных, который пришел тринадцатым, он тоже не знал ответа на этот вопрос.

Однако Матвей, несмотря на свой цветущий жизнерадостный вид, почему-то не чувствовал себя счастливым.

Вроде бы у него было все. Отличные понимающие родители, верные друзья, великолепно складывающаяся карьера и крепкое здоровье (после купания в зараженном бассейне медики даже не сочли необходимым помещать окоченевшего Матвея в стационар, настолько обнадеживающими были его анализы!)…

А вот счастья у него все равно не было. Почему?

В глубине души Матвей знал, каков ответ на этот вопрос.

Он, Матвей Степанович Гумилев, был одинок. У него не было ни девушки, ни подруги, ни желания заводить подруг, знакомиться, что-то такое устраивать. Точнее, он все время с кем-то знакомился и что-то пытался устраивать. Но это было так необязательно, так несерьезно, настолько не трогало его душу, что…