— Но оно кажется таким подготовленным. Спланированным . Ощущение... театральности. « Гран Гиньоль ». Это работа не рядового головореза.— Эдвард замолк, достал портсигар и, к отчаянию других пассажиров, принялся заполнять вагон густым едким дымом.
Следующим вечером мистер Мун и Сомнамбулист получили приглашение на прием.
Леди Глайд, хозяйка приема, в ранние годы существования Театра чудес входила в число его постоянных зрителей, и именно она первой представила Эдварда высшему свету. Ее особняк в Пэлл-Мэлл следовало бы назвать уродливой, кричащей постройкой. Настоящий храм богатства и вульгарности, лабиринт проходных комнат и залов, несмотря на огромные размеры, тем вечером забитых почти до отказа.
Лакеи, приняв их шляпы и пальто, проводили обоих сквозь толпу в гостиную. Струнный квартет сражался с какой-то барочной сонатой или чем-то в этом роде. Впрочем, музыка все равно тонула в гомоне разговоров, заливистом хохоте, иногда все же переходящем в сдержанный смех, звоне бокалов. Она терялась в звуках, не содержащих даже капли искренности. Слуга остановился в дверях и объявил с профессиональной скорбью пастора, читающего отходную:
— Мистер Эдвард Мун и Сомнамбулист!
Шум тут же прекратился, все головы повернулись в сторону вновь прибывших. Мистер Мун, некогда звезда всех модных суаре Лондона, изобразил самую обворожительную из своих улыбок, чтобы в ответ получить от присутствующих короткий безразличный взгляд. Затем все вернулись к прерванным занятиям, словно не произошло ничего особенного... Еще десять лет назад целые толпы ринулись бы к нему, распихивая друг друга и проталкиваясь поближе лишь для того, чтобы поздороваться, пожать руку или предложить выпить. Многие бы просили автограф. Ныне же человеческое стадо уделило иллюзионисту каплю интереса и снова напрочь позабыло о его существовании.
Слуга сунул им в руки бокалы и исчез, оставив на милость толпы. Сомнамбулист ткнул Эдварда локтем. К ним сквозь ряды гостей направлялась унылого вида дама с выставленным вперед подбородком.
— Мистер Мун!
— Леди Глайд! — Иллюзионисту пришлось возвысить голос, дабы перекричать толпу.
Наконец она добралась до них и вцепилась в руку Эдварда с силой утопающего.
— Мистер Мун,— выдохнула она,— Уверяю вас, я и половины этих людей не знаю.
Иллюзионист вежливо рассмеялся, и даже на лице его молчаливого спутника появилась сдержанная улыбка.
— Вам предложили выпить?
— Да, мэм, спасибо.
Она с любопытством взглянула на Сомнамбулиста.
— Вы пьете только молоко? Великан кивнул.
— Идемте со мной,— сказала хозяйка вечера.— Здесь есть человек, с которым вам обязательно надо познакомиться.
И она снова нырнула в людское море, а ее новые спутники неохотно поплыли следом.
— Вы сейчас никакое преступление не расследуете? — обернулась на ходу леди Глайд.
Мистер Мун сказал какое.
— Правда? — Похоже, известие ее искренне потрясло.— Газеты только об этом и пишут. Это настоящий вызов даже для вас. Вы уже близки к разгадке?
— Пока я совершенно сбит с толку, — признался Эдвард.— Я даже не знаю, кого подозревать.
— Ну, если кто и сможет распутать это дело, то только вы.
— Спасибо, мэм.
— Должна сказать, что вы полностью оправились после того жуткого клэпхемского дела. Ужасно неприятно. Большинство людей в вашем положении после такого сдались бы. Сломались.
Мистер Мун собрался ответить, но хозяйка уже остановилась перед небольшой стайкой дам, сгрудившихся вокруг развлекавшего их молодого человека. Эдвард мало что успел услышать, но, судя по всему, тот нес какой-то вздор насчет Америки.
Приземистый, веснушчатый, с неопрятной копной рыжих волос, среди избранного общества леди Глайд парень выглядел довольно неуместно. Сутулый, в смокинге не по росту, он казался непрошеным гостем, мелким мотыльком среди бабочек. Черты его лица выглядели необычайно отталкивающими, к тому же на левой руке уродца, похоже, не хватало пальца.
— Развлекаетесь? — спросила леди Глайд. Уродец просиял.
— Ваш вечер напоминает мне чудесный маленький суаре, на котором я был однажды в Блумсбери...[9] — Он помедлил, прежде чем выдать главное: — В тысяча девятьсот тридцать четвертом году.
Мистеру Муну он сразу же не понравился, чисто инстинктивно. Леди Глайд хихикнула совершенно не соответственно ее возрасту.
— Мистер Мун,— произнесла хозяйка вечера с видом импресарио, объявляющего очередной номер в мюзик-холле.— Рада представить вам Томаса Крибба.
— Мы уже встречались,— мгновенно отреагировал Крибб.
— Сомневаюсь,— злобно отрезал Эдвард.
— Он меня не помнит, но я его хорошо знаю. В общем-то, мы даже друзья.
Леди Глайд рассмеялась, а мистер Мун уставился на него в замешательстве. Реакция Сомнамбулиста оказалась совершенно неожиданной. При виде уродца на его лице, сменяя друг друга, промелькнули узнавание, подозрение, гнев, ярость и под конец — страх. Он развернулся и исчез в толпе. Никто не заметил его ухода.
— Мистер Крибб,— сказала леди Глайд,— похоже, я пришла в самый разгар вашей интересной беседы?
— О да! Давайте же продолжайте! — пискнула одна из дам, и остальные согласно защебетали.
Крибб, прежде чем согласиться, разыграл целое дурацкое шоу, изображая смущение.
— Я рассказывал об Америке,— объяснил он,— о том, чего она достигнет через несколько лет.
— И чего же? — спросила одна из дам.— Цивилизованности? Наконец-то!
Она захихикала над собственной шуткой.
— Она станет огромной силой,— произнес Крибб вполне серьезным тоном.— Могучей нацией, которая затмит нашу собственную. Наша империя чахнет и умирает.
Все, за исключением Муна, расхохотались. Леди Глайд чуть ли не заулюлюкала от удовольствия.
— Ох, Томас,— простонала она,— какой вы злой. Крибб изобразил то, что, как он считал, выглядело многозначительной улыбкой.
— Я видел будущее, мадам. Я жил там.
Томас Крибб представлял из себя немалую загадку.
Как часто бывает с подобными людьми, о его происхождении ходило множество слухов и всяческих домыслов. Он мог являться обычным чудаком, понятия не имеющим о собственной странности. Он мог быть профессиональным шарлатаном, ловким саморекламщиком, который начал верить в собственные вымыслы,— довольно опасный путь. Но правдоподобнее всего выглядело предположение, будто он всего лишь сочиняет занимательные истории, дабы получать побольше приглашений на вечеринки.
Он заявлял, что знает будущее, что жил там и видел город через сто лет, но верил ли кто ему — не имело значения. А значение имел тот факт, что все рассказанные им истории придавали образу уродца ту яркость и драматичность, каких иным способом ему бы не удалось обрести ни при каких обстоятельствах. Всякий раз, стоило Криббу начать плести свои байки, как он тут же обрастал благодарной аудиторией. Женщины внимали каждому его слову. Мог ли он где-нибудь еще рассчитывать на такое? Вдовы средних лет вроде леди Глайд просто обожали Томаса. Он создавал ажиотаж в высшем обществе и стал звездой светских приемов, придавая им оттенок комизма. Что делало его все более и более интересным.
Впрочем, нельзя до конца исключить, будто он представлял собой нечто куда более важное. Со временем я расскажу и об этом.
Мне доводилось встречаться с ним всего пару раз, и, честно говоря, я почти не придавал значения данному персонажу. Однако считаю нужным настоять: составить мнение он нем вы должны исключительно сами.
Хриплым от волнения голосом леди Глайд коротко пересказала Эдварду на ухо подробности исторических экскурсов Крибба. Ошарашенный полученной информацией, иллюзионист даже не удержался от едких комментариев и подверг сомнению честность нового знакомого.
— Мистер Мун! — с нарочитым возмущением воскликнула хозяйка приема. — Я верю каждому его слову!
— Вы меня разочаровываете.
9
В Блумсбери в 1910-1930-е годы собирался кружок интеллектуалов, в который входили многие знаменитости — от писательницы Вирджинии Вулф до экономиста Дж. Кейнса.