Эдвард пробыл на вечере еще час или два. Без энтузиазма вращаясь посреди людского водоворота, он более всего жаждал вернуться к расследованию. Сомнамбулист тем временем нашел свободное кресло и кружку молока и уселся, исполненный намерения выпить как следует.
Мистер Мун покинул прием, как только вышло время, достаточное для соблюдения приличий. Леди Глайд вцепилась в него клещом, с твердым намерением проводить до дверей. По дороге они прошли мимо Крибба.
— До свидания, мистер Мун. Больше я вас не увижу.
— Подозреваю, что я переживу это. Лицо уродца перекосила кривая усмешка.
— Вы не поняли. Это последний раз, когда я вижу вас, но уж точно не последний раз, когда вы видите меня. Еще кое-что должно случиться, прежде чем мы снова встретимся.
— Чушь несете.— Иллюзионист бросил на него косой взгляд.
— Я — ходячее противоречие, мистер Мун. Вы скоро сами поймете.— Крибб изобразил тоскливую улыбочку на лице, поклонился и исчез в толпе.
— Та еще личность, вы не находите? — Хватка леди Глайд сделалась чуть сильнее необходимого.
— Я рад, что он вас забавляет,— поспешил заверить ее Эдвард.— Но, боюсь, мне придется просить у вас прощения. Я вынужден откланяться.
— Так скоро?
— Работа.
— Мы еще увидимся? — с надеждой спросила она. Мистер Мун улыбнулся в последний раз. Улыбка получилась натужной.
— До свидания, мэм.
Он едва успел сделать пять шагов, как его остановил голос, хнычущий и почти знакомый:
— Эдвард!
Мистер Мун обернулся. В дверях виднелся чей-то силуэт. Уродец!
— Что вам угодно? — Иллюзионист даже не удосужился скрыть раздражение.
Крибб крепко сжал его левую руку. Возможно, виной всему лишь игра воображения, но Эдвард мог поклясться, что в глазах забавного коротышки и правда блестят слезы.
— Мистер Мун.— Он дрожал, его голос переполняли чувства.— Эдвард.
Хозяин театра попытался высвободить руку, но Крибб держал ее достаточно крепко.
— Прошу вас, позвольте мне сказать. Позвольте вот что сказать. Мы прошли вместе через столько испытаний...
— Чушь. Мы едва знакомы.
О, мы с вами вместе смотрели в лицо смерти. Мы пережили самые страшные дни этого города и остались в живых, чтобы поведать об этом другим. Я хочу сказать, что для меня великая честь быть знакомым с вами. Быть...— У него перехватило горло от чувств. Крибб замолк, отчаянно хватая ртом воздух. Придя в себя, он с несчастным видом закончил: — Быть вашим другом.
«Этот человек пьян»,— решил мистер Мун. Резким движением он наконец высвободил руку.
— Сейчас вы меня не понимаете. Но вы поймете. Я обещаю. Вы пожалеете об этом. Пожалеете, что не попрощались со мной.
Мистер Мун быстро зашагал прочь. Уродец не стал преследовать его. Еще более печальный, целиком ушедший в себя, он медленно побрел в дом.
Словно повинуясь инстинкту, Эдвард вернулся на место преступления.
Несмотря на поздний час, улицы оказались забиты теми же отбросами общества, что провожали Сирила Хонимена в его последнее путешествие. Однако при появлении иллюзиониста они поспешно убирались в сторону, по всей видимости уловив внутренним чутьем, насколько опасны шутки с ним. Мистер Мун едва замечал их, подобно призраку целенаправленно продвигаясь по переулкам и боковым улочкам к башне.
По пути он словно ощутил на себе всю тяжесть прошлых лет, как будто воды истории стремились вот-вот сомкнуться над его головой. Неожиданно для себя Эдвард стал припоминать легенды о genius loci, способности определенных мест оказывать влияние на людей, проходящих через них. Если здешнее место и имело влияние на обитателей, то влияние это было откровенно недобрым. В самой топографии района таилось какое-то особое зло. Он, казалось, притягивал к себе всю мерзость в городе, все самое чудовищное и греховное. Место жаждало новой пищи. Оно требовало жертв.
Мистер Мун достиг башни, молчаливо нависающей над окрестными улицами, поднялся на последний этаж и обнаружил все помещения совершенно пустующими. Их никто никогда не занимал. Даже временные импровизированные меблирашки отсутствовали напрочь. Весьма странно для района, полного самой откровенной и вызывающей нищеты. Уже одно лишь сделанное им открытие должно было удивить его. Как ни странно, удивления Эдвард не испытал ни малейшего.
Помещение, где произошла трагедия, оказалось очищено от протухшей еды, и мистер Мун вновь задумался о деталях вызывающего тревогу убийства, о подозрительно малом количестве вещественных доказательств, о мучительном ощущении, будто за всем этим таится нечто большее, неуловимое. Эдвард уселся прямо на холодный пол, достал из кармана сигарету с зажигалкой и закурил. Так он провел всю ночь. Скрестив ноги и закрыв глаза, подобно современному Будде, в терпеливом ожидании неведомо чего.
За много лет миссис Гроссмит привыкла к своим эксцентричным нанимателям и спокойно относилась ко всем их вывертам и причудам. А потому ее испуганный вид, почти на грани истерики, с каким она встретила иллюзиониста, не мог его не встревожить.
— Мистер Мун! Где вы были?
— Это не ваше дело.
— Незачем мне грубить,— резко осадила его экономка.
Повисло долгое молчание. Эдвард вздохнул.
— Простите. В чем дело? Что случилось?
— Вас ждал один человек. Всю ночь.
— Кто?
— У меня от него словно мороз по коже, честное слово. Прямо всю душу вывернул. Невысокий такой. Коротенький и весь белый.
— Альбинос?
Гроссмит скривилась и нахмурилась.
— Да, наверное, их так называют.
— И что он сказал?
— Просто сказал, что хочет увидеть вас и это очень важно. — Миссис Гроссмит сунула руку в карман передника и протянула ему маленькую четырехугольную карточку.— Он оставил вам это.
Мистер Мун рассмотрел странную визитку.
— Там ничего нет.
— Знаю. Я спросила, не ошибся ли он, но он сказал «нет» и добавил, что вы поймете. Откровенно признаюсь — я вся издерганная. Что это за люди такие, если оставляют подобные карточки?
Эдвард швырнул картонку в печь, и пламя с радостью накинулось на новый корм. Пока визитка горела, он принял решение.
Сомнамбулист неуклюже вошел в кухню. Монолит его тела плотно окутывал ярко-лиловый халат. Мистер Мун пожелал ему доброго утра. Великан в ответ зевнул.
— Сегодня вечером представление отменяется. Пора переходить в наступление.
Сомнамбулист потянулся и снова зевнул. Затем нацарапал:
КУДА
Иллюзионист ответил. Взгляд великана мигом сделался ясным, апатия улетучилась, и он явно ощутил себя полностью проснувшимся. Правда, ничего приятного в подобном способе пробуждении Сомнамбулист не находил.
Они выждали до заката и лишь тогда покинули театр, прокравшись мимо недовольной миссис Гроссмит и миновав уже залившего глаза Спейта, устроившегося здесь ночевать. Мистер Мун поздоровался с ним, приподняв шляпу. Бродяга ответил на приветствие какой-то стандартной нелепостью.
В нескольких минутах ходьбы от Альбион-сквер их ждал экипаж. Эдвард и Сомнамбулист молча забрались в него, не говоря ни слова вознице, одетому в черное и с лицом, замотанным шарфом. Впрочем, помощник инспектора всегда в равной мере отличался тактом и скрытностью.
Мистер Мун проинструктировал Сомнамбулиста:
— Сегодня мы отправляемся на охоту. Идем добывать сведения. Просто выуживать их. Я не хочу, чтобы ты вел себя как в прошлый раз.
Сомнамбулист с мудрым видом кивнул.
— Но если дело обернется плохо — а я на сегодня это вполне допускаю, — то могу я положиться на твой... опыт?
Снова кивок.
— Спасибо. В этой короткой поездке я ни на кого не мог бы так положиться, как на тебя.
Великан робко улыбнулся в ответ. Экипаж загрохотал по булыжнику.
Менее чем через полчаса они были у цели — грязного переулка в глубине Ротерхайта. Нехорошее место. Скопище жалких доходных домов, благотворительных кухонь и трущоб-развалюх. Улицы смердели от запущенности, а здешние обитатели, с их мрачными, землистыми и болезненными лицами, казались скорее животными, нежели людьми. Эта часть города отчаянно нуждалась в цивилизации, в милосердии и — да, я не колеблясь произнесу это слово, каким бы немодным оно вам ни казалось,— любви.