Мысли были тревожны, но привыкшая решать все проблемы сама, Надежда Николаевна продумывала всё до мелочей. Иногда она поворачивалась к Клавдии Ивановне, поправляла грузно спадающую на её сторону мать.
Прибыли в Сосновское. Вызванная скорая помощь приехала на удивление быстро. Погрузили Клавдию Ивановну на носилки и перенесли в машину. Пока оформляли документы в больнице, Надежда Николаевна решила все вопросы в похоронной конторе. Всё прошло на удивление гладко, успела везде. Нервы конечно, потрепала, но разве бывает по-другому. Денег потратила больше, чем планировала. Кажется, люди сельские, но такие же жадные, как и в городе. Дороже всех заломил водитель ЗИЛа, когда узнал, что будет перевозить, но Надежда Николаевна торговаться не стала, лишь про себя назвала его нехорошим словом.
Когда выехали из Сосновского, было уже темно. Сидя в кабине бортового ЗИЛа, Надежда Николаевна подпрыгивала на каждой кочке неровной лесной дороги. Гроб, в котором лежала Клавдия Ивановна, тоже подпрыгивал и ударялся о дно прицепа, даже в кабине был слышен глухой стук.
Надежда Николаевна утешала себя тем, что в Сосновском всё прошло быстро, и теперь мучительно соображала, как организовать похороны в деревне.
Машина тряслась по дороге, Надежда Николаевна крепко прижимала к себе сумку, мохеровая шапка сползала ей на глаза, и она замучилась её поправлять.
«Бог мне помогает, – рассуждала Надежда Николаевна. – Хорошо, что всё сложилось, прямо как по заказу, в короткий срок, все дела закончила, не пришлось оставаться в Сосновском до утра».
Свет от фар резал темноту и выхватывал ёлки на обочине дороги, ещё кое-где в лесу на северной стороне лежал снег. Но приход весны уже чувствовался и остановить его было нельзя. Также упорно двигался вперед и автомобиль. Машина урчала, гудела. Громко рычал двигатель, когда колёса вытаскивали её из очередной ямы на дороге, и шум этот разносился далеко по тёмному хмурому лесу.
Любина любовь
Люба узнала, что муж ей изменяет. В день открытия ужасной правды она очень мучилась. На второй день всё больше и больше погружалась в переживания, и даже когда прошло ещё несколько дней, то лучше не стало.
«Ревность похожа на простуду», – подумала она, – трясет, знобит, болит голова и не хочется есть. Значит надо переболеть и появится иммунитет». Как быть? От принятого решения зависела её дальнейшая жизнь. «А если он уйдет к ней? Может побесится, да и успокоится? Чего не хватает? Живём-то вроде хорошо. Нет, значит что-то не так, раз на сторону пошел, о дочке не думает. Или просто развлекается?»
Когда Люба узнала про измену, первое, что хотела сделать, устроить скандал. Ругаться, кричать, обзывать неверного мужа, может даже выгнать его. Но когда он вернулся вечером со службы домой, то ничего ему не сказала. Вошёл он в квартиру и, как всегда, Любу закружило. Эдуард красивый, высокий с офицерской выправкой всегда подавлял её. Чувствовала она себя рядом с ним простушкой, на которой он женился по ошибке. Ему бы принцессу заморскую в пару, и это было бы справедливо. Люба всё про себя понимала. Маленького роста, коротконогая, и эта проклятая грудь, которая как мешок торчит впереди, и от которой непроизвольно ссутулятся полные плечи. На лицо Люба была тоже не хороша, нос, глаза, волосы – обычные, как у всех. Скучное лицо, короче. Даже имя у нее скучное – Люба! Так и представляешь сразу толстую тетку с круглым, как блин, лицом.
Наверное, поэтому и загулял муж с молоденькой. Люба видела её. Худенькая как тростинка, рыжеволосая, на вид очень юная, лет восемнадцать не больше. Любе уже за тридцать, да и выглядит постарше своих лет, вылитая мать, такая же грузная и нескладная.
Познакомилась Люба с Эдуардом на танцах в Доме офицеров. Встречались недолго. Поженились на удивление быстро. Его отправляли служить в далекий гарнизон на границе с Китаем. Как-то вечером, провожая Любу домой, он спросил, не хочет она с ним вместе родину защищать? Сказал вроде как в шутку, но Люба не раздумывая ответила, что выйдет за него замуж и поедет на край света, если только он серьезно предлагает ей. Он ответил: «Серьёзно». Люба задохнулась от радости. Эдуард довел её до подъезда и ушёл. Люба ждала, что он её поцелует. Так ей этого хотелось, что в подъезде расплакалась, а когда зашла в квартиру мать спросила: