На свой лад я даже радовалась жизни. Каким же образом все так изменилось?
Захлопнув альбом и стараясь не смотреть на собственный роскошный свадебный наряд, я вспоминаю тот удушливо жаркий июньский день, когда я, затянутая в персиковый атлас и похожая на хрюшку в платье, готовилась следовать за сестрой к алтарю…
Страдания подружки
– Я похожа на снеговика! – восклицаю я, кружась перед зеркалом и морщась. Персиковый атлас беспощаден, он ничего не скрывает. Я не виновата, что напоминаю сардельку, которая вот-вот лопнет.
Аннабель морщит безупречный носик.
– Если не ошибаюсь, ты собиралась к сегодняшнему дню сбросить вес?
Я дергаю ткань, которая буквально трещит на груди. Такое декольте больше подобает порнозвезде, а не скромной подружке невесты.
– Ты уверена, что портниха правильно сняла мерки?
– Моя портниха все делает правильно! – огрызается Аннабель. – Проблема не в ней, а в тебе! К счастью, никто на тебя смотреть не будет. Гости придут, чтобы посмотреть на меня.
Невесты выбирают платья для подружек с таким расчетом, чтобы на их фоне выглядеть еще лучше. Это факт. Иначе с какой стати нормальной женщине наряжать своих взрослых приятельниц и сестер в тошнотворные пастельные тона и обшивать оборками, совершенно как на бабушкиных кальсонах? Аннабель и не скрывает намерений. Как любая невеста, она придерживается священной заповеди: «У подружки непременно задница должна быть больше, чем у тебя». Чтобы это подчеркнуть, она вдобавок украсила мою корму здоровенным бантом.
Я как никакая другая двадцатисемилетняя женщина в курсе неприглядных свадебных истин, поскольку свадьба Аннабель – четвертая по счету, на которой я исполняю обязанности подружки невесты. Такую цену приходится платить, если у тебя четыре старших сестры. Как будто недостаточно того, что меня с рождения тиранили и мучили. Ей-богу, семейные торжества – современный эквивалент насильственной вербовки. Только что ты счастливо жила собственной жизнью, ходила на работу, несчастливо влюблялась и в стельку напивалась по выходным, и вдруг тебя похищают и заставляют примерять платья, краситься и репетировать торжественный выход. Сначала ты часами играешь роль живой подушечки для иголок, а в результате получаешь платье, в котором даже в гроб не захочешь лечь.
Свадьбы – это ад. Белый и кружевной. Особенно если под твоим надзором три упрямых девицы и мальчик, который занят исключительно раскопками в собственном носу.
– Прекрати сейчас же, ты, мелкое чудовище! – Я выдергиваю палец племянника из ноздри. А потом отработанным движением четырехкратной подружки невесты одновременно оправляю задранный выше головы подол Имоджин и вытаскиваю розы изо рта Лоры. Полные слез детские глаза смотрят на меня с упреком, губы дрожат, но мое сердце ожесточилось после многочасовых репетиций, поэтому я приковываю сопляков к месту ледяным взглядом. Впрочем, в душе мне хочется броситься на пол и закатить старую добрую истерику.
– Господи, Элли! – кричит Аннабель. – Ты что, не можешь с ними справиться?!
Она яростно смотрит на меня из-под белоснежной вуали. Сегодня ее звездный час, и сестра уж постарается, чтобы мы об этом не забыли. Стоит прекрасный летний день, и исполняется величайшая мечта Аннабель Эндрюс. Она долгие годы разыгрывала воображаемые свадьбы, стригла моих Барби и заставляла их исполнять роль жениха; потом месяцами мерила все свадебные платья в Лондоне, не пропуская ни одного, и довела семью до грани нервного срыва. И вот наконец последняя старшая сестра выходит замуж.
Какой там феминизм! Я наблюдаю, как Аннабель млеет над списком свадебных гостей, и понимаю, что сексуальная революция произошла с кем угодно, но только не с ней. Чем скорее она выйдет замуж, бросит работу в художественной галерее и побежит с мужниным бумажником в магазин, тем счастливее будет.
А чем скорее закончится свадьба, тем счастливее буду я. Тогда я съем хот-дог, а может быть, даже биг-мак, не оглядываясь через плечо.
В церкви Аннабель окончательно перевоплощается в примадонну.
– Вуаль не завернулась? – Она слегка склоняет голову, пока я послушно оправляю вуаль, чувствуя себя чернокожей Мамушкой, которая сопровождает Скарлетт на бал. – Марка еще нет?
– Наоборот, это мы опоздали, – бормочу я сквозь стиснутые зубы. Аннабель велела шоферу три раза объехать квартал, чтобы журналисты из «Дейли мейл» наверняка успели прибыть на место событий. Четвертая Красотка Эндрюс выходит замуж, и свадьба непременно попадет в колонку светских новостей. Моя сестра твердо намерена получить столько внимания, сколько ей удастся загрести своими наманикюренными лапками.
– Господи, Элли, ну почему ты не села на диету? – Аннабель критически обозревает меня. – Пожалуйста, встань позади детей, когда будем фотографироваться.
Орган оглушительно играет «Аве Мария», и я удерживаюсь от желания засунуть ей в рот носок лишь потому, что напоминаю себе: мне не семь, а двадцать семь. Аннабель умеет ударить по больному месту. Однажды, например, она от моего имени зарегистрировалась на сайте знакомств («Для тебя это единственный способ подцепить хоть какого-нибудь мужчину!») и изо всех сил убеждала меня пойти на свидание с неким Стивом из Беркшира, чьим хобби было считать товарные вагоны и наблюдать за птичками.
Прикусив язык и в очередной раз вспомнив, что всего через два часа я смогу налакаться дармовой выпивкой, я усилием воли заставляю себя следовать по проходу за розовой задницей Аннабель, старательно не думая о собственных филейных частях. Впрочем, в мою сторону не обращен ни один взгляд – как и предсказала Аннабель. И так всю жизнь.
– Готовы? – спрашивает священник.
Аннабель медленно кивает, чтобы не растрепать при-ческу.
– Прекрасно! – Он поворачивается ко мне. – Когда поправите шлейф, дорогая, подайте невесте знак.
– Любой знак? – с надеждой спрашиваю я. Можно, например, показать сестрице шиш?
Викарий подмигивает из-под очков. После двух мучительно долгих репетиций, после того как пришлось перекрашивать церковное крыльцо в тон свадебному платью Аннабель, после того как он чуть не сломал шею, споткнувшись о ее бесконечный шлейф… в общем, теперь он сыт моей сестрой по горло и, возможно, сам не прочь сделать пару непристойных жестов.
– Лишь бы он был вежливым, – отвечает священник, к моему огромному разочарованию.
С тоской одергивая и распрямляя громадный шлейф, я решаю, что уже хватит. Ну вот, теперь выглядит гораздо лучше. Во всяком случае, насколько может хорошо выглядеть нечто, напоминающее гигантский размотанный рулон туалетной бумаги. Показав сестре оттопыренный большой палец и подтолкнув вперед девочек-цветочниц, мы процессией, нестерпимо медленно, движемся вперед к алтарю. Аннабель туманно улыбается прихожанам, чудесным образом превращаясь из Аттилы-завоевателя в куклу Барби.
Церковь набита битком, свадебные гости в шляпах и накрахмаленных костюмах сидят впритирку на всех скамьях, вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть невесту. Два первых ряда скамей слева оставлены для родственников, уже привычных к подобным торжествам. Ей-богу, неудивительно, что редкие папины волосы поседели. Четыре пышных свадьбы обошлись в такую сумму, которая способна покрыть национальный долг. Одних розовых букетов куплено столько, что на эти деньги я могла бы погасить кредит в банке.
К сожалению, в прошлом году, когда замуж выходила Эмили, мама превзошла саму себя. Гости согласились, что свадьба по размаху была достойна королевской семьи; отец мрачно буркнул, что лично ему нужен королевский доход, чтобы, черт возьми, за это заплатить. Он добавил, что хотел бы быть королем Генрихом VIII – тогда бы он оттяпал маме голову сразу после рождения первой дочери. Мы все рассмеялись, кроме бедного папы. В любом случае сейчас уже слишком поздно, образец задан. Каждая последующая свадьба обязана быть не хуже предыдущей, а в идеале – превосходить ее.
Что ж, пускай папа расслабится, потому что я в любом случае не намерена следовать примеру Аннабель. В моей жизни и так хватает стресса, и я не намерена добавлять в протяженный список дел еще и стирку чужого грязного белья и мытье посуды. У меня нет ровным счетом никакого желания искать свою так называемую половинку, топать к алтарю и почивать на лаврах. Я свободна и счастлива.