Мама отстраняет ее вытянутой рукой. Моча и духи смешиваются самым неприятным образом.
– Элли сделала что? – уточняет она.
– Дети, дети! – Я смеюсь, одновременно окидывая племянницу взглядом, который ясно говорит: больше никакого мороженого, подарков на Рождество и сказок на ночь, если она проболтается бабушке. – Что за выдумки?!
Но мама переводит взгляд с внучки на подол моего платья, из-под которого торчат босые ноги, и устало вздыхает:
– Элеонора, я понятия не имею, что там случилось, и, честно говоря, не желаю знать. Зайди в дом, умойся и обуйся. Мы сейчас будем фотографироваться, и я хочу, чтобы вы с Рупертом хорошо вышли. Смотри, вон Руперт, и он тебе машет! Пожалуйста, ступай к нему.
Мама и в лучшие времена не в состоянии удержаться в разговоре на одной теме, но стоит ей заговорить о Руперте, как она просто удержу не знает. Наверное, сейчас не самое подходящее время, чтобы объявлять, что все кончено. Она уже представляет себе объявления о нашем бракосочетании. В последние годы мама с маниакальной настойчивостью пытается спихнуть меня замуж. Точно так же она направо и налево сватала Аннабель. Хотя Марк очень мил, я не уверена, что этот брак заключен на небесах. У них нет ничего общего. Впрочем, мама ни капельки не переживает. Однажды я подслушала, как она сказала папе, что теперь у нее одной проблемой меньше.
К счастью, я избавлена от лекции о святом Руперте: ведущая объявляет, что свадебный обед вот-вот начнется. Взяв бокал шампанского, я удираю, зная, что мама будет с увлечением исполнять роль «матери невесты» как минимум еще пять часов, а стало быть, я вольна тем временем мертвецки напиться. Уплетая миниатюрный йоркширский пудинг, я чувствую прилив сил. Жизнь понемногу налаживается. Бесплатные еда и выпивка. Чего еще требовать?
– Блин, Элли, ну у тебя и вид! – Рядом появляется стройная фигурка, балансируя двумя бокалами с шампанским и подносом с бутербродами. – Ты была права, ты в этом платье похожа на сосиску.
На Сэм, как обычно, нечто с массой кисточек и бубенчиков. Тоненькие пальцы до костяшек унизаны серебряными кольцами, в носу «гвоздик» с бриллиантом, в губе два колечка, на подбородке свежий пирсинг. Я удивляюсь, что она вообще пришла, потому что Сэм не только заправляет «Синей луной» – хипповским магазинчиком, – но еще и возглавляет крупную кампанию по борьбе с обходной железной дорогой, которую намерены проложить через близлежащий лес.
– А я думала, ты слишком занята, чтобы успеть на свадьбу, – говорю я, когда мы чокаемся. – А вдруг кто-нибудь пригонит бульдозер, пока ты тут распиваешь шампанское с капиталистическими свиньями?
– Мад вместо меня, – беззаботно отмахивается Сэм, в общем-то не отвечая на мой вопрос. Когда дело касается ее бойфренда Мада, лохматого и вечно немытого, мне на ум приходят только слова «пиво» и «пьянка». Подрядчикам достаточно будет скатать для Мада косячок, и тогда он откует себя от решетки и накурится до бессознательного состояния, позволив бульдозерам терзать тысячелетний лес. И все-таки я ничего не говорю Сэм. Любовь слепа, как известно.
Хотя в случае с Мадом нужно прибавить, что она также лишена и обоняния.
Сэм морщится:
– Хоть я и обожаю твою очаровательную сестру, у меня был иной повод прийти. Ваши гости – тори, сукины дети, – это именно те люди, которые охотно пустят под нож старый лес, чтобы сократить себе дорогу на работу. Я решила возвестить им слово истины и пробудить хоть в ком-нибудь чувство социальной ответственности.
Я замечаю, что сумка у Сэм на плече набита листовками, на которых ярко-зелеными буквами напечатано «Спасите Этти-Вудс!». Родителей хватит удар, если Сэм устроит на свадьбе Аннабель марш протеста. И кроме того, папа ждет не дождется, когда же дорога в Лондон сократится на десять минут. Он часто бормочет, что сам порубил бы чертовы деревья и заставил всех бездельников-хиппи заняться делом. Он даже писал жалобы нашему местному депутату, но, наверное, не время рассказывать об этом Сэм.
– Мне так нужна помощь! – продолжает она, садясь на своего любимого конька. – Люди страшно невежественны. Разве они не понимают, что леса – это легкие планеты? Представляешь, какой-то уродский застройщик скупил луга по обе стороны леса и пытается вчинить нам иск за то, что мы ходим по его земле! Когда я узнаю, кто он такой, уж я ему выскажу все, что думаю. Нас так просто не остановишь!
Она багровеет от ярости. Опыт подсказывает, что, если не отвлечь Сэм немедленно, она устроит скандал по полной программе. Не исключено, что сначала она наорет на мою мать за то, что та не подает к столу экологически чистого тунца с органическим вином, а потом прочитает нотацию папе за то, что он бездумно тратит электричество, развешивая на деревьях фонарики и устанавливая в саду обогреватели.
Я люблю Сэм, как она есть, но иногда ее экологические заморочки утомляют.
– Выпей еще, – говорю я, быстро схватывая с подноса два новых бокала. – У меня уже второй, и жизнь начинает налаживаться.
– Главное, не напейся до соплей, – предупреждает она. – Как на выпускном.
– Это было сто лет назад, – поспешно отвечаю я.
И почему друзья всегда помнят самые неприятные моменты? Да, да, надраться дешевым сидром и рухнуть лицом в выпускной торт – не лучшее событие моей биографии, но, честно говоря, у меня имелись все причины.
– Да, давненько, – соглашается Сэм, – но у тебя до сих пор зуб на моего братца. Эл, прошло одиннадцать лет. Пора уже забыть.
Проще сказать, чем сделать. Сомневаюсь, что хоть какая-нибудь девушка способна простить гада, который публично унизил ее на выпускном балу в школе. До сих пор я вспыхиваю от стыда, когда вспоминаю, какой дурой выглядела.
В пятнадцать лет я решила, что непременно выйду замуж за Джея, старшего брата Сэм. Я позабыла мистера Тэйлора – учителя физкультуры, Робби Уильямса и остальных; на сей раз я влюбилась всерьез. Несколько месяцев я украшала тетрадки надписями «Джейсон Деламир любит Элеонору Эндрюс», отчаянно высчитывала, на сколько процентов мы подходим друг другу, и училась подписываться «Элли Деламир», просто пробы ради. Я даже начала ходить на матчи юниорской команды по регби, в тщетной надежде, что Джей, возможно, заметит, как я машу, стоя на боковой линии. Но этому не суждено было случиться. Джей встречался с красотками из группы поддержки – высокими и стильными, без веснушек, без скобок на зубах, – а я раз за разом слушала песню из «Титаника» и плакала по ночам в подушку. Моя назойливость наверняка бесила Джея, но в любом случае нет оправдания тому, что он сделал, чтобы отвязаться от меня.
– Он не понимал, что у тебя серьезные чувства, – замечает Сэм в миллионный раз. – Когда ты пригласила его на выпускной бал, он решил, что ты просто шутишь. Он согласился шутки ради…
– Да, конечно, – бормочу я.
Разумеется, Джей знал, что я не шутила. Он готовился несколько недель и даже согласился надеть галстук-бабочку в тон моему синему платью – и все ради того, чтобы навсегда со мной развязаться. Его мерзкие дружки тоже участвовали в затее – они даже выпросили у меня деньги, якобы чтобы взять напрокат лимузин. Но делиться этой подробностью с Сэм слишком стыдно. Я и так чувствую себя полной идиоткой из-за того, что ее брат подложил мне такую свинью. Не хватало еще признаваться, что меня одурачили и приятели Джея.
– Я ведь пыталась предупредить, что он не всерьез! Дружки бы его засмеяли, если бы он пошел на бал с тобой.
– Я была не такой уж уродиной! – возражаю я.
– Конечно, нет, но все мальчишки в этом возрасте страшные придурки. Их волнует только мнение друзей. Перестань наконец переживать из-за того, что мой брат тебя подставил, – советует Сэм. – Долго злиться вредно для кармы.
К черту карму, думаю я, прихлебывая шампанское. Если бы Сэм в самый важный для подростка вечер пришлось торчать в роскошном платье на крыльце в ожидании кавалера, который так и не явился, она бы, наверное, тоже злилась. Рассуждая логически, я понимаю, что нелепо лезть на стенку столько лет, но, боюсь, я никогда не оправлюсь от пережитого унижения. Я ждала Джея, пока не стало ясно, что он не приедет. В конце концов в ресторан меня отвез отец, я вошла в зал одна, и все мои так называемые друзья надо мной потешались. «Ну и где твой красавчик?» – смеялись они. Наверное, я заслужила эти насмешки, поскольку несколько недель хвасталась, что приду на бал с Джеем. Но последней каплей стало то, что он увивался вокруг Арабеллы Элиот, светловолосой длинноногой худышки.