— Этот господин только что побывал в моем кабинете и ушел до того, как мы закончили разговор. Разговаривая с ним, я случайно порвал на мелкие кусочки карточку, на которой была записана его фамилия.
— Вы его вызывали?
— Нет.
— В чем его подозревают?
— Ни в чем. Он пришел по собственной инициативе поведать свою историю.
— Что-то случилось?
— Не думаю. Он рассказал мне о некоторых опасениях, которыми, как мне кажется, он поделился и с вами…
Только один врач из сотни бывает так мало расположен к сотрудничеству с полицией, и надо же было Мегрэ наткнуться именно на такого…
— Полагаю, — заявил Стейнер, — что профессиональная этика не позволяет мне разглашать…
— Доктор, я не прошу вас выдавать врачебную тайну. Я прошу вас просто сказать мне фамилию этого Ксавье. Я мог бы ее узнать немедленно, позвонив в универмаг «Лувр», где он работает, но подумал, что, действуя таким образом, могу повредить его репутации в глазах начальства.
— Это действительно возможно.
— Также мне известно, что он живет на авеню Шатийон, и мои люди, расспрашивая консьержек, придут к тому же результату. Таким образом мы можем причинить вашему пациенту вред, спровоцировав нежелательные сплетни и слухи.
— Понимаю.
— Так что?
— Его фамилия Мартом. Ксавье Мартон, — с неохотой ответил невропатолог.
— Когда он к вам приходил?
— Думаю, на этот вопрос я также могу ответить. Примерно три недели назад, точнее, двадцать первого декабря…
— Значит, в тот момент, когда он был очень занят из-за рождественских праздников. Полагаю, он был сильно возбужден?
— Что вы говорите?
— Послушайте, доктор, еще раз вам повторяю: я не прошу вас выдавать никакие тайны. Мы, как вы знаете, располагаем быстрыми и эффективными способами получения информации.
На том конце провода повисла тишина. Мегрэ готов был поклясться, что это осуждающая тишина. Должно быть, доктор Стейнер не любил полицию.
— Ксавье Мартон, — продолжал Мегрэ, — у меня в кабинете вел себя как совершенно нормальный человек.
Однако…
— Однако? — переспросил доктор.
— Я не психиатр и после того, как выслушал его, хотел бы узнать, имел ли я дело с человеком неуравновешенным или…
— Что вы называете «неуравновешенным»?
Мегрэ, красный от раздражения, крепко сжимал в руке трубку телефона.
— Если у вас, доктор, есть чувство ответственности и если вы так дорожите сохранением врачебной тайны, нарушить которую я вас вовсе не призываю, то хочу вас заверить, у нас тоже есть чувство ответственности. Мне неприятно думать, что я дал уйти человеку, который завтра может…
— Я тоже дал ему уйти из моего кабинета.
— То есть вы не считаете его сумасшедшим?
Вновь молчание.
— Что вы думаете о его рассказе про его жену? Здесь он не успел закончить свою историю…
— Я не осматривал его жену.
— А с его слов вы не составили никакого впечатления…
— Впечатления?
— Вам больше нечего добавить?
— Сожалею, нечего. Простите, меня ждет пациент.
Мегрэ швырнул трубку на рычаг с такой силой, словно хотел расшибить ее о голову врача. Потом, почти мгновенно, его ярость улеглась, он пожал плечами и даже улыбнулся.
— Жанвье! — крикнул он так, чтобы его услышали в соседнем кабинете.
— Да, патрон.
— Сходи в универмаг «Лувр», поднимись на этаж, где продают игрушки, и, изображая покупателя, найди мужчину, который руководит этим отделом. Возраст: от сорока до сорока пяти, брюнет, на губе волосатая бородавка.
— И что мне у него спросить?
— Ничего. Я хочу узнать, соответствует ли заведующий отделом этому описанию и зовут ли его Ксавье Мартон.
Кстати, если это он, прояви интерес к железным дорогам, чтобы его разговорить. Понаблюдай за ним, и все.
— Это о нем вы сейчас говорили по телефону?
— Да. Ты слышал?
— Хотите узнать, чокнутый он или нет?
Мегрэ только пожал плечами. В другой день он, возможно, забыл бы о визите Мартона через несколько минут после его ухода. В уголовной полиции привыкли принимать сумасшедших и полусумасшедших индивидов обоего пола, считающих себя призванными спасти мир от гибели, и тех, кто убежден, что таинственные враги покушаются на их жизнь или на тайны, которыми они владеют.
Специальная бригада, «криминалка», как ее называют в обиходной речи, не психиатрическая больница и подобными личностями занимается лишь в том случае, когда они нарушают закон, а это, к счастью, случается далеко не всегда.
Было около полудня. Комиссар подумал, не позвонить ли Пардону, но сказал себе, что не стоит — в утреннем визите не было ничего такого, что отличало бы его от сотни подобных, бывших в прошлом.
Почему он подумал о таблетках, которые жена должна была принимать перед едой? Из-за фосфата цинка, который Ксавье Мартон якобы обнаружил в шкафчике, где хранятся швабры. Где же мадам Мегрэ прячет свое лекарство, не желая волновать мужа?
Заинтригованный этим вопросом, он пообещал себе обыскать всю квартиру. Должно быть, она долго размышляла, подыскивая хитрый тайник, о котором он никогда не подумает. А пока комиссар закрыл папку с документами, убавил наполовину мощность батареи отопления и заколебался, стоит ли оставлять окно открытым на тот час, что продлится обеденный перерыв.
Выходя, он заметил на столе конвертик с белым порошком и отнес его Люка:
— Отдай в лабораторию. Пусть во второй половине дня скажут мне, что это такое.
Выйдя на набережную, он почувствовал себя зябко, поднял воротник пальто, сунул руки в карманы и направился к автобусной остановке.