Кукла начала расти. Лицо увеличивалось, глаза засветились, золотистые волосы упали на плечи... Кэйти!
- Кэйти, - хрипло прошептал он. - Кэйти, дорогая.
- Джон, - сказала она. - Я люблю тебя.
- Милая моя, это же чудо. Не будем спрашивать что и почему. Просто пусть так и будет.
- Джон, я люблю тебя.
Он посмотрел на картонный город, на милостивого Деда Мороза, на мешок с подарками.
- Пойдем куда-нибудь, где можно побыть вдвоем.
- Джон, - повторила она спокойно, - я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я...
- Перестань! - сердито крикнул он, но Кэйти не остановилась. Она продолжала произносить те же слова, так же монотонно, пока слова не потеряли всякое значение. Он обнял ее. Он попытался поцеловать ее. Но губы продолжали шевелиться и говорить.
- Черт побери. Перестань! Дед Мороз вежливо кашлянул.
- Основная программа сведена к минимуму, - объяснил он. - В куклу много не уместишь.
- Черт вас возьми, она не кукла. Она...
- Не кукла, - повторила Кэйти. - Не кукла. Не кукла. Не кукла.
- Боже мой! Кэйти, дорогая, кто же ты?
Она улыбнулась лучезарно-неподвижной улыбкой:
- Я андроид. Я люблю тебя. Я андроид. Я люблю тебя.
Маркхэм в ужасе отшатнулся, закрыл лицо руками:
- Уходи, сделай милость.
Дед Мороз вздрогнул и дотронулся до ключа в спине Кэйти. Она умолкла на середине фразы и стала уменьшаться, пока не превратилась в маленькую неподвижную фигурку. Дед Мороз поднял ленту, расправил оберточную бумагу, тщательно запаковал ее и бросил сверток обратно в мешок.
- Некоторым людям трудно угодить, - с сожалением произнес он. Попробуй еще, мой мальчик. Роза, как ее ни назови, все равно с шипами. Кукла поэтому всегда кукла. Посмотри, вот еще подарок. Вроде такой же, но другой.
Он протянул сверток, и Маркхэм, как в трансе, взял его. Кукла была Марион-А - с ключом в спине. Не в силах пошевелиться, он смотрел, как она растет.
- Я была перемоделирована по образу на фотографии, которую нашли в вашем кармане, - сказала она. - Предполагалось, что вам понравится сходство.
- Уходи прочь!
- Я нужна тебе, Джон.
- Уходи прочь.
- Ты не можешь жить без меня.
- Уходи прочь, проклятый андроид! В ее глазах стояли слезы.
- Извини, Джон, но я человек.
- Что? - Он недоверчиво уставился на нее.
- В самом деле, что? - повторил Дед Мороз с искренней улыбкой. - Что такое жизнь, мой друг? Это сказка, которую сочинил идиот, а рассказал гений, сказка, полная такого шума, такой ярости, что в ней практически все имеет значение.
Маркхэм в упор посмотрел на него:
- Гори все огнем, вы не Дед Мороз.
- Правильно, огнем адским. Я - Мефистофель, старый создатель игрушек. Я люблю переодеваться то тут, то там. - Он небрежно махнул Марион-А. Усохни и умри, дорогая. Добрый джентльмен не хочет тебя... Да он вовсе и не знает, чего хочет.
- Бог мой! Я знаю, чего хочу, - уверенно сказал Маркхэм.
- Дьявол! Не знаешь! - Проф. Хиггенс сбросил красный плащ, под ним оказались хвост и раздвоенные копыта. Черты лица мгновенно изменились, теперь это было лицо сатира. Он отбросил крошечную куклу, в которую превратилась Марион-А, с силой, налитой адским огнем.
- Я предлагаю тебе жизнь, - сказал он с кротким милосердием. - А ты отказываешься.
- Не будьте проклятым шарлатаном! Вы предложили мне пару механических кукол. Мефистофель засмеялся:
- Предложил. Я предложил тебе жизнь и любовь, а разве существует лучший символ, чем пара заводных кукол? Кроме того, что еще ты можешь хотеть?
- Я хочу правды.
- Не будь надоедливым шутником, милый парень. Такого зверя нет.
- Вы лжете.
- А разве все мы не лжем? Я, по крайней мере, умный лгун. Тем не менее я повторяю - такой вещи, как правда, нет.
Маркхэм презрительно рассмеялся.
- Доверьте дьяволу догму, - сказал он. - Но у меня всегда остается интуиция, и она говорит мне, что существует вечная правда.
Мефистофель насмешливо хрюкнул:
- Покупатель всегда прав, почти. Но я боюсь, что тебе придется дать определение вечной правды.
- Она крепкая, как город? - спросил Маркхэм.
- Конечно! - Мефистофель взмахнул рукой - и картонный Лондон превратился в колоду карт.
- Она прозрачная, как кристалл?
- Неоспоримо! - Мефистофель выпустил огонь из ноздрей, и кристаллические стены почернели, а потом разбились на куски.
- Она вечная, как звезды?
- Абсолютно! - Мефистофель посмотрел на потолок из черного бархата, и твердые остроконечные звезды превратились в снежинки, которые медленно падали, тая на лету.
- Какая бы ни была правда, я покупаю ее, - дико закричал Маркхэм, - и посмотрю на вас в аду. Мефистофель улыбнулся:
- Дорогой мальчик, ты уже купил ее. Остается маленький вопрос с чеком на твою душу, что позволит назначить встречу в аду во время, которое еще никто не определил... Между прочим, сделка есть сделка, и ты получишь свою правду. Но тебе лучше постараться выиграть время.
- А зачем мне нужно время?
- Время, - сказал Мефистофель, растворяясь в собственном огненном дыхании, - чтобы понять.
Потом наступило ничто - только темнота и тишина. Тишина, которая перекатывалась, как гром, и темнота, которая сотрясалась и разламывалась и наконец взорвалась, превратившись в свет.
Маркхэм открыл глаза и увидел, что Марион-А склонилась над ним.
- Пора вставать, - сказала она. - Вы велели разбудить вас через три часа.
- Время, чтобы понять, - пробормотал Маркхэм сонно. На какой-то момент ему послышался отдаленный смех. Смутно он припомнил сон, понял, что это только сон, и вздрогнул. Потом он зевнул, потянулся и заставил себя выбраться из кровати... Сон исчез.
Он послал Марион-А сварить кофе, а сам стал собираться, со скукой размышляя о встрече с Вивиан Бертранд.
Двадцатью минутами позже, после душа и бритья, он почувствовал себя отдохнувшим и проснувшимся. А когда оделся и выпил кофе, приготовленный Марион-А, то стал думать о предстоящем визите даже с удовольствием.
Он говорил себе, что им движет любопытство. Даже если не придавать значения несомненной привлекательности Вивиан Бертранд, он каким-то странным образом чувствовал, что она была единственная из встреченных им, кого можно было назвать совершенно живой. Как если бы она существовала в измерении, недоступном Шоне Ванделлей, или Полу Мэллорису, или Проф. Хиггенсу. Как если бы она одна принадлежала полностью и естественно миру, в котором жила.
Наконец он понял, что ему пора отправляться.
Маркхэм посмотрел в окно, увидел ясное небо и решил пойти пешком.
Насколько он помнил, дорога до Парк-Лэйн должна была занять меньше четверти часа, если идти через парк.
- Вы хотите вернуться на геликаре? - спросила Марион-А.
Он говорил ей раньше о встрече с Вивиан Бертранд, с любопытством ожидая ее реакции, но, как всегда, комментариев не последовало.
- Не думаю, но, если изменю намерения, я вам позвоню.
- Да, сэр.
- Видимо, у андроидов плохая память.
- Нет, Джон.
Уже выйдя из квартиры, он подумал, не называет ли она его "сэр", когда они вдвоем, чтобы выразить неудовольствие. Он решил, что это возможно; хотелось верить, что это так.
Воздух был чистым, по-настоящему осенним, а сентябрьское небо было усеяно звездами. Он шел через Гайд-Парк и чувствовал себя странно счастливым. Впервые вечером он вышел один. Его охватило бодрящее чувство свободы, странная иллюзия безопасности.
Он посмотрел вверх, на звезды, нашел знакомые созвездия - вечные маяки, для которых полтора столетия были просто незаметным мгновением. Вдруг он вспомнил ту часть своего сна, где звезды превратились в снежинки и растаяли. Чувство безопасности и уверенности покинуло его - он был один в темноте; одиночество охватило его, как парализующий холод камеры "К".