Эдмунд Купер
Сомнительная полночь
ГЛАВА 1
Сначала была боль, а потом, после осознания боли, стая темных теней, бьющихся бесшумными птицами, промелькнула в кромешной тьме. Потом появились туманные образы и с их возникновением - неясное осознание собственного «я». И опять видения, бессмысленные, плывущие мимо, пока вдруг не появилось чувство реальности.
В отдаленных сумерках сознания память вспыхнула, как колеблющееся пламя свечи. Он зачарованно смотрел на этот огонек, потрясенный огромным значением того, что он жив.
Из тумана выплыло лицо девушки, и он его узнал. Это была Кэйти, такая, какой он ее впервые увидел. Она подошла ближе и улыбнулась. На ней была полосатая блузка, а в руках стопка документов. Они тогда встретились в первый раз - он устанавливал теплообменник в учреждении, где она работала.
- Привет, - сказала Кэйти. - Хочешь кофе?
- Конечно. Еще как хочу. - Но это был не его голос. Это был голос призрака.
Кэйти повернулась и исчезла. Вскоре она вернулась с двумя дымящимися чашками кофе. Призрак поблагодарил и поведал, что зовут его Джон Маркхэм, ему 22 года, живет он в Лондоне всего несколько месяцев, а родом из Йоркшира, любит Бетховена и Гершвина, шахматы и музыкальные комедии, а еще он сказал ей, что когда-нибудь полетит на Луну.
Призрак говорил так много, потому что он был одиноким призраком. Как только он приехал из провинции, Лондон поглотил его, и он очень боялся полностью раствориться в закоулках городского желудка.
Кэйти засмеялась и откинула назад золотистые волосы. Она думала, что полет на Луну - просто современный вариант бегства в море, и была удивлена - почти возмущена - возможностью путешествия в далекий космос. Конечно, существуют спутники, космические платформы и другие безумные машины, которые люди продолжают запускать в небо. Но они каким-то образом неподвластны им, во всяком случае неподвластны обычным людям. Они в прямом и переносном смысле - вне этого мира... Нет, она не любит Бетховена, а вот Гершвин - это неплохо. А смотрел ли он «Комиссара и Дебютантку»?
Призрак не смотрел эту вещь и даже не слышал о ней. Он был слишком занят в своей комнате, в пригороде, изучая топливную статистику, траекторию свободного полета и силу ускорения. Но теперь появился шанс подружиться с Кэйти и разрушить изнуряющее одиночество. Он предложил достать билеты на представление.
Он не следил за представлением, да и почти не слышал популярных песен. Он смотрел на Кэйти и слушал то, что она иногда шептала ему, а ее шепот усиливался в каком-то странном, полом измерении. И он уже знал, что женится на ней и никогда не полетит на Луну.
Сейчас его тело лежало на каталке в комнате, температура в которой повышалась бесконечно медленно в течение многих дней. Волосы, брови и небритый подбородок все еще были покрыты густым инеем; замерзшую одежду, превратившуюся в панцирь и покрытую кристаллами льда, аккуратно срезали. И возможность возвращения жизни этому неподвижному обнаженному телу казалась фантастической, но была вполне реальной.
Сначала он был трупом, над грудью которого, прямо над сердцем, светился луч белого света, и сердце этого трупа стало слабо шевелиться; труп начал грезить. Его оживили и безжалостно протащили по длинным коридорам боли.
Кэйти... медовый месяц... Дешевый меблированный коттедж на побережье Восточной Англии, где они могли позволить себе роскошь иметь собственный дом целых две недели до возвращения в городскую гостиную-спальню.
Берег моря. Купание. Кэйти возле скалы снимает мокрый купальник. Тело у нее стройное, загорелое и крепкое, а мягкие линии грудей подчеркивают женственность фигуры.
Кэйти гордилась своим телом. По вечерам, перед сном, она любила стоять перед высоким зеркалом, медленно поворачиваясь и любуясь игрой света и тени на плечах, руках и слегка округлом животе.
Он, призрак, тоже гордился ее телом. Когда он смотрел на нее, его желание перерастало в нечто большее, чем просто страсть, и это чувство редко проходило, даже если их силы были истощены.
Наконец появился ребенок - малыш Джонни, толстощекий, шумный, неугомонный. Малыш Джонни, на которого уходили почти все свободные деньги и чье появление превратило покупку машины в исчезающий на глазах мираж.
Призраку нравилось чувствовать себя отцом. В этом было что-то положительное, что-то значимое, целенаправленное. Это было важнее космического полета, потому что малыш Джонни принадлежал Кэйти, а Кэйти принадлежала ему...
Следующая волна темноты в сознании под лучом света. Чередующиеся волны забытья и боли.
Тем не менее температура ползла вверх, иней таял час за часом. Чьи-то силуэты склонились над неподвижным телом. Полуосязаемые инъекции, полуосязаемая боль...
Детство! Призрак с удивлением осознал, что он и сам был ребенком... Дождь и солнце в долинах Йоркшира. Форель в ручьях летом. Катанье на тобоггане на пустынных холмах в декабре. Школа.
- Маркхэм!
- Да, сэр?
- Сколько будет пятьдесят процентов от 0,5?
- Одна четвертая, сэр.
- В десятичных дробях?
- Ноль целых двадцать пять сотых, сэр.
- В процентах?
- Двадцать пять процентов, сэр.
- Будь старательным в учебе, Маркхэм.
- Да, сэр.
Со школьными годами пришел мир, который был шире детского мира.
- Вот я и спрашиваю, Марком, что ты собираешься делать, когда покончишь с этим занудством?
- Еще не думал об этом, Стрингер. А ты?
- Мой отец говорит, что может меня устроить в Международную Холодильную Компанию. Хочешь я спрошу его, нельзя ли и тебе туда?
- Не знаю.
- Давай, не будь размазней. Были бы вместе.
Тело на каталке проявило признаки жизни. Это было первое движение. Еще инъекции. Боли больше не было - только неясное чувство отторжения. Образы стали ярче, замелькали быстрее, беспорядочней.
Малыш Джонни в зоопарке. Слоны. Маленькая рука сжимает монету.
- Я хочу прокатиться на большом, папа. С этим черным человеком.
Голос Кэйти: «Нельзя ему одному, Джон».
- Тогда давай ты с ним, дорогая. - Призрак засмеялся.
Зоопарк исчез... Кэйти раздевалась, она опять была беременна. Призрак смотрел на нее, по-прежнему считая, что она красива даже по прошествии шести лет. Как призрак мог знать, что прошло шесть лет, даже во сне? Как вообще призрак может что-то знать?
- Нам следовало бы подождать, Кэйти, я имею в виду второго ребенка. Кэйти улыбнулась:
- Вас никто не спрашивает, сэр.
- У нас никогда не будет денег, чтобы купить дом.
- Будет! - Кэйти всегда все знала лучше, чем призрак. - И вообще, если мы уделим больше времени семье, пока молоды, у нас потом будет больше времени друг для друга.
- Я жадный, - сказал призрак, - я хочу сейчас.
- Тогда забирай своего ребенка назад.
- Я найду работу получше. Будет побольше денег.
Международная Холодильная Компания, Лимитед. Оффис Чизбоди. Сигарный дым. Почему никто не посоветует Чизбоди сменить имя? Это стоит всего пятерку.
- Это большое дело, мистер Маркхэм. Большое дело!
Чизбоди кивал головой, - сигара зажата в зубах, лысый череп, пузо мешком, полное отсутствие души. Лапал всех своих секретарш, пока они от него не сбегали.
- Мне это известно, сэр. - Призрак выглядел свежим, полным сил. Для него это был важный момент.
- Большая ответственность для молодого человека, мистер Маркхэм. Нельзя валять дурака, когда имеешь дело с государственными контрактами, сами понимаете. Раз сказано: декабрь 1967 года, - значит, декабрь 1967 года.
- Я справлюсь, сэр.
- Вы бы лучше... Знаете что, Маркхэм? Мы делаем пятьдесят подземных хранилищ по всей стране. Знаете, почему они должны быть такими глубокими?
- Защита от бомб, - предположил призрак.
- Защита от радиации, - поправил Чизбоди. - Армагеддон. Рано или поздно это произойдет, мистер Маркхэм, так ведь? Тогда-то откроем глубокие морозильники и достанем незараженную пищу.