— У тебя, похоже, мания величия, — холодно заключил Андро. — Может быть, ты принадлежишь к мафии — делаешь людям предложения, от которых они не могут отказаться? Но правда состоит в том, что ты рехнулась от ревности — только потому, что я пару раз трахнул Андрину. Господи, да она все равно что общественный транспорт — любой может на ней проехаться. Ты же знаешь — она для меня ничего не значит.
— В этом-то все и дело, — в отчаянии простонала Изабель, разуверившись в том, что он способен ее понять. — Никто для тебя ничего не значит, теперь я в этом убедилась. Я верила, что ты меня любишь, хотя знала, что ты не пропускал ни одной юбки. Но я ошибалась. Ты бессердечный, самовлюбленный подонок. Я с самого начала знала, что ты при каждом удобном случае трахаешься с Андриной, но вовсе не по этой причине я тебя вышвыриваю. Ты чуть не погубил весь фильм, и я не могу делить свою постель с расистом и саботажником.
— Да кому вообще нужна твоя вонючая постель! — с издевкой процедил Андро. — В последнее время мне приходилось затыкать нос и закрывать глаза, прежде чем заставить себя лечь в нее. И что-то я не вижу очереди из жаждущих занять мое место.
Изабель хотела возразить, что не далее как сегодня Хэмиш Мелвилл недвусмысленно дал понять, что заинтересован именно в этом, но вовремя прикусила язык. Если она пустит Хэмиша в свою постель, то это произойдет на ее условиях, и ключа от ее двери он не получит. Один раз, с Андро, она совершила ошибку, но больше этого не повторится.
— Давай обойдемся без грубостей и оскорблений, — спокойно произнесла Изабель. — Просто собери вещи и выметайся. — Она взяла свою сумочку и повесила на плечо. — Меня пригласили на обед. Чтобы к моему возвращению тебя здесь не было. А завтра на съемке, будь добр, веди себя как паинька, иначе запахнет эмментальским сыром.
— Не смей мне угрожать, ты, блудливая корова! — выкрикнул ей вслед Андро. — И не думай, что я буду продолжать работать в твоей вонючей фирме. Я буду приходить, сниматься и сразу же исчезать.
Изабель остановилась и, обернувшись, едко заметила:
— Это уже что-то новое. Обычно ты трахаешься и сразу же исчезаешь. И, кстати, делаешь это не очень-то хорошо!
Май в Шотландии всегда был волшебным месяцем. Хоум-Муры решили воспользоваться длинными солнечными днями, и в пятницу вечером устроили у себя во дворе барбекю, пригласив нескольких друзей поужинать в их прелестном уединенном садике. Элисон уже заметно округлилась и носила широкий свободный свитер с узором из разноцветных ярких шариков, который, вместо того чтобы скрывать ее живот, скорее привлекал к нему внимание.
— Да, я не стесняюсь выставлять напоказ то, что у меня есть, — усмехнулась она в ответ на соответствующую остроту Дональда. — По крайней мере теперь я нашла применение булавкам, — весело добавила Элисон и, приподняв свитер, продемонстрировала свои ставшие узкими джинсы, которые теперь держались только благодаря булавкам.
— Когда же все-таки должен родиться ребенок? — поинтересовалась Джиллиан, как всегда, маячившая неподалеку от Дональда.
— В сентябре, так что у меня есть еще около трех с половиной месяцев, чтобы щеголять в одежде с шарами, не обращая внимания на то, что меня саму можно сравнить с надутым шариком, пошутила Элисон.
Джиллиан не находила ничего забавного в том, чтобы раздуться до размеров воздушного шара.
— Бр-р-р! — вздрогнула она. — Нет, уж лучше я усыновлю чужого ребенка.
Элисон, смуглая красота которой просто расцвела за время беременности, рассмеялась:
— Не сходи с ума, Джиллиан. Усыновлять во всех отношениях гораздо сложнее. Нужно сначала подтвердить, что ты честная и добропорядочная гражданка, и так далее.
— Что могут сделать далеко не все из тех, кто заводит ребенка обычным способом, — продолжил Дональд и вздрогнул, когда Джиллиан в ответ ткнула его под ребро. — Что такое, дорогая? Извини, если я задел твою скромность.
— Придется тебе смириться с этим, Джиллиан, — с улыбкой предостерегла Элисон. — Тебе уже не удастся отучить Дональда от его шуточек.
Несколько недель назад Дональд и Джиллиан объявили о своей помолвке, никого, впрочем, не удивив. Это был первый зародившийся в стенах «Стьюартса» союз, и за объявлением последовала череда знаменующих событие вечеринок, одной из которых и было нынешнее барбекю.
— Теперь твоя очередь, Катриона, — заявил Джон, выкладывая на блюдо шипящие подрумянившиеся сосиски. — Мы не можем допустить, чтобы среди управляющих нашего банка был хотя бы один, лишенный возможности наслаждаться супружеским блаженством.