— Миссис Мелвилл в Париже, — с непонятной угрюмостью ответил Хэмиш. — Ее, вероятно, сегодня кормят и поят Кристиан Лакруа или Карл Лагерфельд. Это самое меньшее, что они могут для нее сделать, учитывая те миллионы франков, которые она проматывает в их шикарных салонах.
— Как вы можете говорить «проматывает», в то время как она всегда так изумительно выглядит! — возмутилась Элисон. — Кэт, ты должна познакомиться с женой Хэмиша. Линда одевается лучше всех женщин в Эдинбурге.
При одной мысли о возможности одеваться в Париже маска невозмутимости слетела с лица Катрионы.
— Ваша жена одевается у Диора? — недоверчиво, даже с некоторым придыханием спросила она.
Хэмиш пожал плечами.
— Должен же кто-то у него одеваться, — пренебрежительно бросил он.
Элисон проигнорировала это замечание.
— Ну что ж, раз кутюрье увели у Хэмиша жену, сжалимся над ним, Катриона? Я уверена, — обратилась она к Мелвиллу, — Джон не будет возражать, если вы присоединитесь к нам за обедом — в особенности если вы намерены на аукционе побороться за Эрдли.
— Против чего не будет возражать Джон? — уточнил сипловатый голос уроженца южной Шотландии, и они увидели широкие плечи и застенчивую улыбку Джона Хоум-Мура.
— О, Джонни, тебе удалось вырваться! — радостно воскликнула Элисон, бросившись на шею мужа и запечатлев на его устах исполненный энтузиазма поцелуй. — Отлично! А я думала, что ты пойдешь прямо в ресторан.
Несмотря на облик деловитой, поглощенной работой дамы, в душе Элисон оставалась простой, непритязательной женщиной. Она усердно холила их очаровательный викторианский домик с террасами, обожала своего добродушного, застенчивого мужа и втайне страстно мечтала о ребенке, который бы увенчал их трехлетний безмятежно счастливый союз.
Немного покраснев от смущения, Джон ответил на объятие жены и с виноватой улыбкой попросил:
— Только не говорите Брюсу, но я предоставил остальным без меня обсуждать статьи закона о наследстве. Как вы знаете, я не силен в данной области.
— Я уверена, что Брюс только поддержит тебя, когда узнает, что ты отправился на помощь жене, — одобрительно заметила Элисон. — Хэмиш собирается присоединиться к нам за обедом.
— Чудесно. — Прошел всего лишь год с тех пор, как Джон Хоум-Мур сыграл свой последний матч за сборную Шотландии по регби, и Мелвиллу пришлось испытать всю силу бывшего фулбэка, которую тот вложил в сердечное рукопожатие. — Надеюсь, вам нравится томатный соус и спагетти? Это примерно все, что мы можем получить в том местечке, куда собрались пойти.
Хэмиш потихоньку пошевелил пальцами, желая убедиться, что они выдержали приветствие Хоум-Мура.
— Мне нравятся итальянские блюда, но при условии, что они приготовлены итальянцами, — заявил он. — Только они знают, как правильно их готовить.
— О-о, Джузеппе — настоящий итальянец, — заверил Джон. — Совершенно настоящий.
— Послушайте, раз уж Джон здесь, то я должна увести его для беседы со своим шефом, — извиняющимся тоном проговорила Элисон, беря мужа за руку. — Почему-то наш президент считает, что он центр Вселенной, но, с другой стороны, он ярый болельщик регби. Встретимся примерно через полчасика, когда толпа немного поредеет.
Глядя вслед друзьям, Катриона заметила:
— Не понимаю, как Элисон умудряется оценивать некоторые из этих работ. Многие из них кажутся мне не стоящими и гроша, а тем не менее они оцениваются тысячами фунтов. Неужели чем больше вы заплатили за картину, тем она кажется вам лучше?
Хэмиш рассмеялся, подняв руки ладонями вверх.
— Ну, тут мы затрагиваем слишком глубокие материи! Дело в том, что полотно Пикассо, принадлежащее одному мужчине, может оказаться смертельным ядом для другого.
— И для женщины? — под влиянием инстинктивного порыва феминизма уточнила Катриона.
Мелвилл покорно наклонил голову.
— Да, конечно, — или для женщины. Неужели вы так чувствительны к подобного рода вещам?
— Не очень, ну разве что совсем чуть-чуть. Мне просто нравится мысль о том, что в один прекрасный день я, независимая, самостоятельная женщина, окажусь в состоянии купить Пикассо. А кстати, у вас он уже есть?
— Да, — с оттенком спокойного удовлетворения произнес он. — Да, у меня он уже есть.
— Потрясающе! — сдавленным от восторга голосом выдохнула Катриона, но потом к ней вернулось природное контральто. — Вы купили эту картину из-за ее ценности или потому, что она вам понравилась?
Хэмиш отнесся к вопросу с таким же вниманием, с каким перед этим разглядывал Катриону. Боже правый, как она красива, эта девушка-банкир с точеной, как у фарфоровой статуэтки, гибкой фигурой и водопадом тициановских волос!