Ни венка, ни урны и в помине,
все сломали заступы веков.
Преданные пыльной паутине —
только плиты без крестов.
Надписей иных не разбираю:
буквы стерлись, имена — не те.
Призрачное что-то вспоминаю,
от плиты брожу к плите.
Боже, как давно-давно под ними
затаилось мертвое жилье!
На одной с трудом прочел я имя
полустертое — мое.
ВОСЬМИСТИШИЯ
«Принять, как схимы чин, удел печали…»
Принять, как схимы чин, удел печали,
сует земных преодолеть гордыню —
смиренью научась, увидеть неба дали,
от ближнего уйти в свою пустыню.
От звука к слову и от слова к звуку,
от мысли тайной к тайне воплощенья —
отдать всего себя за сладостную муку,
за горькую отраду озаренья.
«Зарницами иных миров…»
Зарницами иных миров
сквозящие люблю мерцания
и звуки смутные, как зов
потустороннего молчания.
И пусть на дне души темно
недосягаемо-желанное —
мне слово смертное дано,
чтобы сказалось несказанное.
«Слова, слова… Но ни одно…»
Слова, слова… Но ни одно
излиться сердцу не поможет,
признаний, звуков — так полно,
что ничего сказать не может.
И душно, как перед грозой,
но вдохновенье все безмолвней —
томит и жжет звенящей мглой:
из этой мглы ни слез, ни молний.
«В пылу наития не думай…»
В пылу наития не думай,
что краток озаренный миг:
порой дается долгой думой
нечеловеческий язык.
Ищи, — смиренно и сурово
свой тихий подвиг возлюбя,
найди решающее слово,
единственное для тебя.
«Все слезы к старости да сны воспоминанья…»
Все слезы к старости да сны воспоминанья,
душа утихшая — как озера вода
в предсумеречный час, когда свое мерцанье
отдаст ей нехотя вечерняя звезда.
Померк усталый день, а все — воды зеркальной
не гаснет глубина: в лазури озерной,
покинув небеса, клубится остров дальний
и озаряется последней тишиной.
«Не о своей судьбе немилой…»
Не о своей судьбе немилой,
не о себе моя печаль,
но плачу я о всем, что было,
всего, что не вернется, жаль,
и этой грусти первородной
не умолкает темный зов,
звучит, как благовест подводный
из потонувших городов…
«Не мысль — предчувствие, прозренье…»
Не мысль — предчувствие, прозренье
земля и мир и жизнь моя —
как сон небес, как привиденье
неузнанного бытия.
Преображающим рассветом
сияет полдень надо мной,
и нет границы между светом,
бессмертием и тишиной.
«Любовь, балуя напоследок…»
Любовь, балуя напоследок,
опять наведалась ко мне.
Вкус любви все так же едок,
нет воды в ее вине.
Причастье страстное все то же
и так же чаша глубока, —
счастье на тоску похоже,
счастьем кажется тоска.
«Только небо узрят очи…»
Только небо узрят очи,
только день забрезжит твой,
уж витают тени ночи
над поникшей головой.
Вещий Гамаюн проплачет,
и конец, конец судьбе…
А подумать — только начат
путь, назначенный тебе.
«Когда проходит жизнь, когда прошла…»
Когда проходит жизнь, когда прошла,
и цели нет и нет возврата, —
как старый сыч, из своего дупла
жди сумеречного заката.