Алипию было страшно. Но он знал, что завоеватели прочешут город. Все, кто не сможет заплатить выкуп, все, кто агарянам окажется не нужен, будут проданы в рабство или розданы воинам. И ни один человек в далекой русской земле не узнает о том, где побывал Алипий, не услышит о беседе с египетским анахоретом.
Алипий замотал головой и замычал, словно от боли. Затем сбросил рясу, оставшись в исподнем, и побежал по стене по направлению к Золотому Рогу. Еще оставалась какая-то надежда, что магометане захватили не все корабли. Он бросится в воду и поплывет к тому, который поднимает паруса, чтобы уйти из гибнущего города. Плавает он хорошо, куда лучше, чем стреляет или бьется на мечах. Там, в северных землях, Господу проку от него будет больше, чем здесь, в городе, чей век закончен.
На работу Матвей пришел в обед. Невыспавшийся, злой, он что-то буркнул Сиреневому Жакету, который при виде отсутствовавшего полтора рабочих дня журналиста принял угрожающий вид и тут же скрылся в своем кабинетике. Понимая, что в жизни Матвея происходит что-то важное, Иннокентий Абрамович предоставил ему в последние дни максимум свободы. Единственным заданием было подготовить к новогоднему номеру коллаж из писем читателей, боящихся или ждущих Миллениума.
Шереметьев посмотрел на стопку бумаг, лежащих перед ним. Письма были вскрыты, их содержимое извлечено, развернуто и аккуратно прикреплено скрепкой к конвертам. По просьбе Матвея никакой предварительной отбраковки не производилось. Шереметьев знал по своему опыту, что младшие редакторы порой отправляют в корзину самые интересные послания, считая их чистой воды шизофренией.
Но сейчас ему хотелось выкинуть всю эту пачку из окна. Посмотреть, как она падает с четвертого этажа, устилая узкий проулок. Нет, лучше зайти в кабинет Сиреневого Жакета, выходивший окнами на Садовое кольцо, и пустить всю эту писанину по ветру – в соленую грязь под колеса машин.
Желание что-то сломать было настолько сильным, что Матвей заставил себя откинуться в кресле, закрыть глаза и несколько минут правильно дышать, представляя, что с каждым вздохом через ноздри выходит ржавого цвета дымок раздражения. Когда Шереметьеву надоело воображать себя дремлющим дракончиком, он открыл глаза и потянулся к телефону. Раздражение сменило острое желание позвонить Варе. Однако сделать это помешал Сиреневый Жакет. Он остановился на пороге кабинета Матвея и некоторое время с молчаливым упреком смотрел на него.
– Я успею, – сказал Шереметьев-младший, положив трубку на место. – Так получается, что я немного… отвлекся. Но не волнуйтесь, Иннокентий Абрамович, мы успеем.
– Уже середина декабря, – вздохнул Сиреневый Жакет. – Счет идет на дни. Тридцатого твой обзор уже никому не будет нужен.
– Успею, – упрямо повторил Шереметьев. – Я не подводил. Сосредоточусь и успею.
– Ну, хорошо… Я тут просмотрел почту, которую тебе собрали. Одно письмо обращено непосредственно Матвею Ивановичу Шереметьеву.
– Где оно?
– Да прямо наверху.
Не добавив больше ничего, Сиреневый Жакет вышел. Матвей взял в руки верхнее письмо, прочитал первые его строки. Затем удивленно поднял брови и перевернул, чтобы взглянуть на конверт.
В следующие секунды произошло сразу несколько событий. Раздался телефонный звонок. Все еще держа в руках письмо, Матвей потянулся к аппарату и снял трубку. Но он даже не успел сказать «Алло», как в тот же момент звякнуло стекло и что-то с силой ударило по стопке бумаг. Матвей буквально слетел с кресла, прижавшись к дальней стене своего кабинетика – и почти тут же стекло зазвенело еще раз, а невидимый кулак с силой врезал по креслу. В сиденье появилась дыра размером с ладонь ребенка, пуля пробила его и ушла в пол, застряв, как и первая, где-то в перекрытии между этажами. Оконное стекло протяжно застонало и, наконец, посыпалось вниз, прямо на улицу. Хотя новых выстрелов не было, Матвей, прижимаясь спиной к стене, подтянув к себе колени, ощущал себя беззащитным и ожидал следующей пули. Он почему-то был уверен, что она попадет ему в живот.
Распахнулась дверь, появился встревоженный Сиреневый Жакет, и Матвей заорал:
– Стой! Там снайпер! Назад!
Главный редактор отшатнулся назад. Через мгновение Шереметьев услышал его голос:
– Стреляют! Все на пол! Звоните в охрану, в милицию!
Матвей по-прежнему не слышал новых выстрелов. Из разбитого окна тянуло морозным воздухом, комнату наполнили звуки с улицы. Наконец Шереметьев понял, почему его не добивают. Снайпер стрелял не из окна соседнего дома, а с крыши. Узкий проулок, разница в высоте крыши и окна его кабинета не позволяли снайперу видеть тыльную стену комнатки. Матвей находился в мертвой зоне. Долго ему здесь сидеть? Охрана, сидевшая на первом этаже их здания, не полезет под пули. Но в квартале отсюда находилось отделение милиции. Там наверняка есть дежурный наряд.