— А ты помнишь, как мы рассказали ей, откуда берутся дети?
— И она не хотела нам верить!
— Господи, будто вчера все это было!
— И стройка, и пустырь, на котором мы собирали одуванчики.
— И как мы лазали на леса…
— И воровали кирпичи…
— И играли в англичан и французов…
— И в три шага…
— Аделаида — это наше детство, когда все у нас было прекрасно…
— До нашего побега…
— До театра.
— До всех этих гадостей — ну, ты понимаешь меня.
— Да. А она — словно из другой жизни, из другого мира. У меня было чувство, будто она хранит в себе те наши годы, детство, хранит его для меня…
— Во всей свежести, во всей чистоте…
— Ты что, смеешься надо мной, Найджел?
— Нет-нет. Ну ты же обещал…
— Аделаида приходила к тебе, ну, туда, где ты жил, когда вернулся в Лондон?
— Нет.
— Что-то у нее с тобой было. По-моему, ты за ней приударял.
— Да нет же.
— Хорошо, зачем тогда ты мне все это рассказал? Какой тебе от этого прок? Ты любишь ее, ты хочешь вбить клин между нами, вот!
— Нет!
— Значит, у тебя у самого ничего с ней не вышло, и ты хочешь, чтобы у меня тоже…
— Нет, клянусь тебе.
— Хорошо, тогда зачем тебе все это? Просто придурь? Или тебе хочется мне напакостить? Или напакостить Денби?
— Идиотская мысль!
— Ты ненавидишь Денби. У тебя на него зуб. Да? А за что это он тебе врезал, между прочим?
— Нет, Уилл, это совершенно тут ни при чем.
Усилившийся дождь стучал по чердачной крыше, сбегал сплошным потоком по темному оконному стеклу. Близнецы сидели под яркой голой лампочкой лицом к лицу и пристально смотрели друг другу в глаза.
Глава XXIV
Бутылка виски была почти пуста.
Денби сидел на кровати, закрыв лицо руками. На полу, прислонившись спиной к комоду, сидела Аделаида. Лицо ее опухло от слез. Глаз почти не было видно. Она ловила воздух широко открытым ртом, время от времени ее плечи вздрагивали, крупные слезинки выкатывались из заплывших глаз. Она была в одной кофте и нижней юбке.
Было девять часов вечера, за окном с не задернутыми до конца занавесками давно стемнело. Безудержно, яростно лил дождь. Струи его, подхваченные сильными порывами ветра, неслись почти горизонтально, с шумом хлестали в окошко, будто в него швыряли пригоршнями мелких камешков.
— Денби! — донеслось издалека.
Денби застонал и еще крепче прижал ладони к лицу.
— Денби!
Денби поднялся, не взглянув на Аделаиду, переступил через ее ноги и пошел наверх. Он чувствовал себя совершенно разбитым. У него все болело.
— ДЕНБИ!
Денби толкнул дверь в комнату Бруно, зажмурился от яркого света, приложил руку козырьком колбу и пригляделся. Лампа освещала неопрятную постель со сбившимися простынями, которую за весь день никто не поправил.
— Денби, что случилось?
— Ничего не случилось. Ты зачем меня звал?
— Почему ты так смотришь на меня?
— Как?
— Как-то странно.
— Я пьян. Тебе чего?
— Где Найджел?
— Не знаю.
— Его не было целый день. И прошлую ночь тоже.
— Ну и что. Спи, Бруно.
— Спать еще рано. Я еще не пил чаю. Зову-зову, а никто не идет.
— Сейчас я приготовлю чай.
— Денби, не уходи, пожалуйста, закрой-ка дверь. Ты ведь простишь Найджела, правда? Ты не рассердишься на него?
— По-моему, Найджел смылся.
— Найджел? Не может такого быть. Он никогда, никогда меня не бросит! — воскликнул Бруно дрожащим голосом. Он весь утонул в сбившейся постели, виднелась только его огромная голова да клешнеобразная рука, лежавшая на одеяле. Денби, стоявший в изножье кровати, хмуро смотрел на него поверх каркаса для ног. Мысли его, казалось, были далеко.
— Пойду приготовлю чай. Принести тебе чего-нибудь поесть?
— Не уходи, Денби. Дождь хлещет как из ведра, ветер сумасшедший. Мне показалось, будто кто-то кричал внизу.
— Наверное, так оно и было.
— Что же там случилось?
— Аделаида визжала от смеха. Хочешь чего-нибудь к чаю? Я принесу тебе «Ивнинг стандард».
— Как зовут эту женщину?
— Какую еще эту женщину?
— Ну ту, что приходит сюда. Майлза…
— Лиза.
— И она сегодня не пришла.
— О, забудь ее, Бруно!
— Почему забудь?
— Все это больше не имеет смысла.
— Почему не имеет смысла? Тебе что-нибудь доктор сказал, ты звонил ему?
— Да нет, никому я не звонил.
— Наверное, он сказал, что дела мои плохи, и ты уволил Найджела и велел этой женщине больше не приходить?
— Прекрати, Бруно, ничего такого доктор не говорил.
— Конечно, все это не имеет смысла, если я уже умираю…
— Бруно, замолчи. Не болтай чепухи. Пойду приготовлю тебе чай.
— Не надо мне никакого чая.
— Ну, тогда спи. Я выключу свет.
— Не могу я спать при таком шуме, вон как стекла тарахтят. Там что, град?
— Нет, дождь. Просто шум, будто от града.
— Денби, не уходи. Посиди немножко со стариком. Я весь день был один. Ты только сунул мне поднос с обедом.
— Извини меня.
— Пожалуйста, посиди со мной, Денби, ну пожалуйста.
— Не могу, я пьяный.
— Ну пожалуйста…
— Свет тебе оставить или выключить?
Денби с трудом различал голову на подушке, прикрытый простыней обросший подбородок, едва угадывающиеся под одеялом очертания исхудавшего тела, изможденную темную руку, которая слабо, умоляюще шевельнулась.
— Денби, поправь мне, пожалуйста, постель. Взбей подушки.
Денби на негнущихся ногах подошел к Бруно, кое-как взбил подушки и вернулся к двери.
— Свет тебе выключить или оставить?
— Денби, мне страшно, не уходи.
Из глаз Бруно побежали слезы, заливая покрасневшие морщинки и припухлости под глазами.
— Хватит, Бруно, спи.
Денби выключил свет и закрыл за собой дверь. Постоял немного на верхней ступеньке лестницы, прислушиваясь, но из комнаты старика не доносилось ни звука.
Денби спустился к себе в комнату. Аделаида сидела все на том же месте.
Денби взял бутылку и вылил в стакан остатки виски. Тяжело опустился на кровать.
— Шла бы ты лучше спать, Аделаида.
Дождь словно пулеметными очередями бил в окно. Ветер ревел, завывал, опять ревел.
— Я тебя люблю, люблю, люблю.
— Аделаида, перестань, будь умницей.
— Ты разве подумал на мне жениться, хоть раз в жизни тебе пришла в голову такая мысль?
— Не знаю. Перестань, прекрати, хватит с меня.
— Ты знал, что я нужна тебе лишь на время. Ты просто развлекался со мной, пока не подвернулось что-то получше, женщина твоего сословия, к ней-то ты относишься серьезно.
— Да при чем тут сословие?
— При чем? Почему же тогда ты обращаешься со мной как со швалью? Захотел — пришел, захотел — ушел?
— Ты была очень даже не против, когда я пришел.
— Свинство с твоей стороны так говорить.
— Ладно. Согласен. И давай закончим на этом.
— Ты никогда не считался со мной.
— Считался, Аделаида. Но я же не знал, что будет потом, я не думал об этом.
— Ты не думал! Конечно, ты не думал! Ты только брал, что хотел.
— Ну, если тебе от этого легче, хорошо, я знаю, я мерзавец.
— Что же, желаю тебе с ней счастья после того, как ты погубил меня, разбил мне жизнь.
— Я ведь сказал тебе, я ее вообще не интересую, она любит другого, я ей не нужен, она послала меня к черту.
— Не верю ни одному твоему слову. Ты все придумал, чтобы отделаться от меня. Ты меня завтра же уволишь.
— Не говори глупостей, Аделаида. Не начинай все сначала.
— Я не говорю глупостей. Я ведь служанка, я твоя служанка. Или ты забыл? Ты мне платишь жалованье.
— Это я уже слышал.
— И я рада была тебе служить, да, рада.