Зоя отлично помнила, что слушала она тогда как минимум вполуха, игнорируя мамины вопли, и её слова каким-то чудным образом просто выветрились из головы, чтобы теперь воспоминания о них были просто белым шумом на фоне собственных мыслей.
Очень громких собственных мыслей.
Но еда имела свойство заканчиваться, и когда Зоя отложила вилку в сторону, отодвинула тарелку и сделала глоток воды, она осознала, что опять оказалась в плену дурацкой, пугающей тишины. Богдан, как будто почувствовав очередную перемену — впрочем, что там чувствовать, одного взгляда, Зоя знала, было бы достаточно, чтобы увидеть, какая она серая! — осторожно накрыл её руку своей.
Успокоило, но не сильно.
- Как ты себя чувствуешь? — вопрос прозвучал напряжённо.
Плохо. Не знает, как себя вести, сидит красная, как рак, и вообще, ей лучше бы сквозь землю сейчас провалиться!
— Нормально, — тем не менее, отозвалась Зоя, понимая, что вопрос касается её физического самочувствия, а не чувства стыда, от которого сейчас щёки горят.
Опустила голову.
Не решалась смотреть в глаза.
Сейчас Богдан скажет, что он предупреждал, что надо было вчера головой думать, а не решаться на то, о чем потом придётся долгие годы жалеть.
Зоя не хотела осуждения. Она мечтала заполнить чем-то неловкую, смешную тишину, воцарившуюся между ними, но никак не могла подобрать достойные слова, которые не прозвучали бы предельно комично. Не выходило. Получался какой-то редкостный бред. И Зоя выдохнула, признаться, самую большую глупость, на которую только могла решиться:
— Ты, наверное, жалеешь, да?
— О чём? — удивился Богдан.
Ах да. Это ж ему полагалось задавать этот вопрос, вспомнилось вдруг Зое.
— Ну. Мы ведь не для того всё это начинали, — девушка потупила взгляд. — Я только создаю тебе проблемы.
— Какие проблемы? — хмыкнул Орловский. — Есть вероятность, конечно, что твоя мама попытается меня задушить, но никаких других неприятностей я пока не предвижу, — он поднялся, буквально сдёрнул Зою со стула и заключил её в свои объятия. — А вот с твоей неуверенностью в себе надо бороться.
— Я здраво оцениваю свои способности, — буркнула Зоя, отводя взгляд. Дико захотелось смеяться. — По сравнению с твоими предыдущими девушками я, наверное, вообще безжизненное бревно.
Воцарилась пауза. Богдан молчал секунду, две, только подтверждая Зоины предположения, а потом тихим, опасным голосом поинтересовался:
— С какими предыдущими девушками?
— Ну, я же не знаю, кто тут у тебя был? — Зое подумалось, что она ведёт себя, как ревнивая идиотка, которая вообще-то на Богдана и вовсе никакого права не имеет.
— За всю прошедшую зиму аж одна, — протянул Богдан и, осознав, что шутки с Зоей сейчас плохи, уточнил: — Сойка, ты.
- Я?
— Ну а ты разве не девушка? — хмыкнул Орловский, занимая её табурет и усаживая Зою к себе на колени. — Мне показалось, очень даже да. И, отвечая на твой вопрос: нет, ни на какую часть дерева ты не похожа. Ни на бревно, ни на ветку, ни на то, что ты там ещё себе придумаешь.
Интересно, а ей есть куда краснеть дальше?
Весь опыт Зои о том, как вести себя с мужчиной после… — ох, она даже в мыслях этого произнести не могла! — заключался в просмотренных за компанию с мамой сериалах, где героини обычно не тушевались, а, облачившись в рубашку своего молодого человека, отправлялись искать его по квартире и требовать продолжения. Или сам тот молодой человек оказывался в кровати, а не на кухне с омлетом, и на продолжении настаивал сам.
Богдан вообще ни на чём не настаивал, ни вчера вечером, ни сегодня утром. Как трактовать это его поведение — да что там, как трактовать любое его поведение! — Зоя понятия не имела, но заранее винила во всём себя, наверное, по дурацкой домашней привычке.
— Я просто… — она запнулась, пряча глаза. — Я…
— Зоя, — Орловский поймал её за подбородок, поворачивая к себе и заставляя посмотреть в глаза. — Послушай. Я понятия не имею, что надо было с тобой делать, чтобы впихнуть в эту голову, — он шутливо постучал пальцем по её лбу, — такие дурные мысли и столько комплексов, но ты — прекрасная девушка. Во всех смыслах. Ты умная, красивая, ты хороший человек и — слушай, ну ты же не хочешь, чтобы я уточнял насчёт…
Зоя правда не хотела. Она так стремительно прижала ладонь к его губам, уговаривая замолчать, что Богдан ответил только понимающей улыбкой.
— Но если тебя так волнует этот вопрос, то нет, сюда не хотя толпами другие девушки, — рассмеялся Орловский. — И, вопреки моей прекрасной репутации, я не меняю их, как перчатки.
— А как меняешь? — хихикнула Зоя, всё ещё чувствуя себя последней дурочкой.
— Никак не меняю, — пожал плечами он. — Кто ж откажется добровольно от Зои Горовой? Это только её не слишком адекватная мама не понимает, какое вырастила сокровище, — Богдан поцеловал её в щёку. — Она, кстати, звонила.
Зоя вспомнила, что её собственный телефон так и остался в кармане пуховика, висевшего нынче в прихожей. Но выбираться из тёплых, уютных объятий Богдана ей хотелось сейчас меньше всего на свете. Наоборот, отыскав наконец-то хотя бы какой-то след уверенности в себе, Зоя прижалась к нему, в мыслях пожелав не расставаться хотя бы до обеда.
— Тебе звонила? — голос невольно дрогнул: воспоминания о матери были крайне далеки от приятных.
— Да, — подтвердил Богдан.
— Ты ей сказал?
— Что ты у меня? Да. Отсыпаешься после вчерашнего блуждания по холоду. Предположительно, пока что не очень хочешь её видеть. Нет, ты не успела промерзнуть, я нашёл тебя довольно быстро, да, отогрел и напоил горячим чаем, разумеется, утром покормлю. И нет, Зоя, о том, из-за чего ты опять краснеешь, я не говорил. Я ж не совсем придурок, ну правда.
Девушка несмело улыбнулась.
— Спасибо.
— Да не за что, — улыбнулся Орловский.
— Сильно кричала?
— Не очень, — вздохнул Богдан. — Кажется, испугалась за тебя.
Наверное. Зое вдруг подумалось, что мама же её любила. Пусть своей странной, собственнической любовью, от которой даже дышать — и то трудно было, — но любила ведь!
— Я, наверное, домой пойду, — прошептала она. — Мне б надо…
— Проводить?
Зоя благодарно кивнула. Проводить было хорошей идеей.
***
Удивительно, и как только за одну короткую ночь успела начаться настоящая, красивая, снежная зима? Зоя чувствовала себя героиней какой-то сказки… Правда, в самом начале этой сказки, когда она, главная героиня, бредёт по снегу в старых, истоптанных сапогах, в тоненькой куртке, которая при малейшем заморозке превращается в совершенно бесполезный предмет гардероба, да ещё и без шапки.
Богдан предлагал вызвать такси, но Зоя уверенно отказалась. Даже капюшон не накинула, притворившись, будто ей совсем не холодно, и только когда обняла парня на прощание и заскочила в подъезд, осознала, что вот-вот превратится в самый настоящий кусок льда, если немедленно не залезет под тёплое одеяло.
Тем не менее, она позволила себе немного помяться в подъезде. Включила интернет на телефоне, обнаружив множество пропущенных сообщений, усмехнулась количеству звонков, совершенных не только мамой, а и тем же Богданом и с какой-то радости Леркой, с которой они хоть и общались, но крайне мало, совсем не так, как прежде, когда в самом деле дружили.
Мама наверняка ужасно злая сейчас…
Зоя отогнала прочь сомнения. Нечего бояться. Не убьёт же её, в конце концов, родная мать! А что отругает, так она всегда ругается, даже если повода нет. Теперь он появился, но…
Входная дверь была открыта. Мама, реагируя на скрип петель, выскочила в коридор, но Зоя не проронила ни единого слова. Молча стянула куртку, сняла сапоги и побрела прочь, пытаясь позволить желанию о тепле и уюте взять верх над глупым, детским страхом.