– Аннетта! Почему ты ещё не готова? Луи, Луи, где водитель? – мадам Бастьен была взволнована.
– Как же меня эта раздражает! – Аннетта поднималась по ступенькам. – Софи, Софи, везде она, её много в моей жизни, все только и думают о ней!
– Ты чего бормочешь? – спросила мадам Морье.
– Ничего! – Аннетта погрузилась в себя.
– Почему ты не одета до сих пор? Нам пора уже, иначе свадьба пройдет без тебя!
– Вот и прекрасно! – Аннетта открыла дверь в свою комнату. – Хоть один день никого не видеть!
– Аннетта, ведь так нельзя себя вести!
– Почему все вечно учат, что нельзя, откуда вы все знаете, почему так уверены, что это плохо, а то – хорошо, может это, – указывая на дверь, – не коричневый цвет, а фиолетовый, почему все вечно хотят меня чему–то научить! Учите Софи! Кого угодно! Оставьте меня в покое! – зайдя в комнату, захлопнула дверь.
Пьер застегивал пуговицы на смокинге в тот момент, когда его жена появилась в дверях комнаты.
–Чего ты шумишь? Помоги мне с бабочкой, – попросил Пьер.
– Ничего, они все раздражают меня. Везде Софи, её так много, – она поправляла мужу бабочку, – Достала она.
– Прекрати, она же сестра твоя, чем ты недовольна?
– Я довольна всем, Пьер! – Аннетта поцеловала его.
–Тогда чего ты ведешь себя так? Зачем ты стравливаешь Софи, Филиппа и Кристиана?
– Ничего я не делаю! – Аннетта была раздражена.
– Послушай, если я не говорю ничего, не значит, что я слепой.
– Я не понимаю, о чем ты, – Аннетта не хотела говорить об этом: «Зачем он начал этот разговор? Еще не хватало, чтобы Пьер меня начал ненавидеть или подозревать в чет-либо.»
– Вы идете? Где Амели? Где Анннетта? Пьре! – мадам Бастьен перемещалась из комнаты в комнату на первом этаже, не могла усидеть на месте.
– Сейчас спустятся, не переживай! – мадам Морье успокаивала Элизабетт.
– Хорошо, Мари, – Лизи села на стул, сложила руки на коленях, подобрав пальцами платья. – Я переживаю. Все ли будет нормально?
– Перестань, Лизи! Что может быть не так?
–Ох, не знаю.
В доме мадам Бронтэ не было свободного места, играла «живая» музыка, кто-то танцевал, кто-то поглощал угощения, Софи и Кристиан танцевали. На Софи было прелестное бежевое платье, чуть ниже колена, подчеркнутая талия, расклешенная юбка, рукава были выполнены из кружева, которое покрывало и всю верхнюю часть платья. Волосы аккуратно собраны в пучок. Внезапно раздался звон. Аннетта поднялась со стула, держа в руках бокал.
–Аннетта, сядь! – шептала Амели, – Что ты делаешь?
– Софи и Кристиан! – начала Аннетта. – В этот столь радостный для всех день, желаю вам.
– Господи, надеюсь, она не вытворит ничего, – шепнула на ухо Луи Элизабет.
– Желаю счастья, детей, и конечно же, – продолжала Аннетта, оглядев Филиппа и Софи. – Чтобы призраки прошлого не мешали настоящему.
– Замолчи, – Амели дернула её за платье.
– И разумеется, как в лучших романах – умереть в один день!
В саду повисла тишина, все были ошарашены подобным поздравлением. Поднялся ветер.
– Аннетта! – Пьер одернул жену, – Что ты несешь?! Какая смерть!? Что нашло на тебя?
– За Софи и Кристиана! – раздался голос Жака!
И это подхватили гости, и все оживились вновь, разноголосье «За Софи и Кристиана» звучало от каждого столика, заиграла музыка.
– По-моему, отличный тост, не так ли? – Аннетта была довольна собой.
– Аннетта, желать умереть в один день – не самое лучшее, – продолжал Пьер.
– Пьер, прекрати, все ведь нормально, – Аннетта выпила шампанское залпом, одним глотком.
Мадам Бастьен подошла к младшей дочери, схватила её за руку, пальцы были словно железные, мертвая хватка, из которой невозможно выбраться.
– Пойдем!
– Мне больно, отпусти! – отдернула руку.
– Встала и спокойно пошла за мной, – тихо шепнула Элизабет дочери, в ее голосе было столько злости и разочарования, но лицо не выдавало ничего, оно было спокойным, ни единая мускула не дернулась. – Что ты себе позволяешь?
– Что я такого сказал? – Аннетта недоумевала, чем она так разозлила маман.
– Ты как будто не понимаешь?
– Да прекратите вы меня учить! Он ей не нужен, она – стерва!
Внезапно ветер завыл сильнее, разбудив деревья, он ревел, словно разъяренный зверь. Мадам Бастьен ударила дочь по лицу, ладонью, наотмашь, оставив на щеке Аннетты красно-розовый отпечаток. Девочка схватилась за лицо, в глаза застыли слезы.