Я услышала рык справа от себя. Медленно повернувшись в сторону звука, я снова увидела его. Пса. Его взгляд стал еще свирепее, чем внушал мне убийственный страх. Он принял позицию, чтобы напасть. Я хотела попятиться, но осталась стоять на месте, как околдованная. Пес сделал один решительный прыжок и окутал меня своей тьмой.
Я резко проснулась, глубоко заглатывая воздух. Я моментально поддалась вперед, чтобы мне было легче дышать. Утренняя скованность в теле не обрадовалась таким порывистым движениям и нисколько меня не пожалела, ударяя в самые больные места. Такое чувство, что словно мои мышцы разрываются на части.
Рядом, как всегда, сидит мама и вытирает пот с моего лба.
- Все хорошо, милая. Я с тобой, - успокаивала меня мама, подкладывая мягкие подушки под мою спину.
Я прижала правую ладонь к своей груди, стараясь уровнять дыхание. Мои губы дрожал. Холод был настолько сильным, что каждый раз кажется, что несколько секунд назад я действительно умерла.
Если подумать, я должна уже привыкнуть, но не могу. Надеялась, что привыкну. Но прошло пятнадцать лет, а мне до сих пор снится один и тот же сон, словно в первый раз. Это невыносимо. Только мама спасает меня в такие моменты.
По моим щекам потекли горячие слезы. Мама прижала к себе, чтобы я могла выплеснуть свои эмоции и унять их. Все тело тряслось. Болело все от головы до кончиков пальцев. Я больше не могла это выдерживать. Я долго боролась, но в последнее время я чувствую, что сдаюсь. Пятнадцать лет назад мне поставили Моракский синдром. Тяжелое и редкое заболевание, которое сопровождается периодическими галлюцинациями, низким болевым порогом и медленно протекающей полиорганной недостаточностью. Не нужно быть гением, чтобы понять, к чему это все приведет. Но мои родители, являющиеся далеко неглупыми людьми, отказывались в это верить.
Мы уже все перепробовали. Обошли всех врачей, провели все обследования. Мама даже прибегала к нетрадиционным способам лечения. Но все тщетно. А с каждым годом угасаю на глазах. Я нахожусь уже на грани смерти. Так говорят врачи и удивляются, как я с таким состоянием еще жива. Хотя это жизнью назвать трудно.
Однажды я увидела себя в зеркале и не могла поверить, что это действительно я. Этот безжизненный тусклый взгляд моих карих маленький глаз убивал все живое, что осталось у меня внутри. Волосы были такими сухими, ломкими, редкими, что я даже прикоснуться к ним боялась. Истощение уже достигло таких высот, что кости были видны невооруженным взглядом. Особенно меня пугали выступающие скулы и впалые щеки. Они так и кричали о моей предстоящей смерти.
Я практически не выхожу из дома. У меня нет друзей, которые бы меня поддержали. Я и не хотела быть кому-то другом, потому что во мне уже давно жизнь потухла. Я это чувствую.
Сейчас ровно пять утра. Я всегда просыпаюсь в одно и то же время. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Хоть в этот момент у меня никогда нет сонного состояния, но я все равно боюсь снова заснуть. Я с трудом ночью-то засыпаю, зная, какой кошмар меня ждет. Один раз я даже не спала три дня. Я все время думала об этом сне. Представляла, как пес окутывает меня тьмой. И боялась, что однажды я не проснусь и останусь в ней навсегда.
- Тебе нужно поесть. Я приготовила вкусный йогурт, как ты любишь, - пыталась развеселить меня мама.
На самом деле, я его не любила. Можно сказать, я ничего не любила. У меня полностью пропал аппетит еще несколько месяцев назад. Родители об этом не знают. В принципе, им это и не нужно знать. Зачем их печалить очередным симптомом?
Я натянула еле заметную улыбку, чтобы порадовать маму. Она обожает, когда я улыбаюсь. Ведь это такое редкое удовольствие.
Мы живем в довольно необычном здании. А особенность его заключается в сочетании жилого дома и клинической больницы. Их ввели, чтобы не разлучать тяжелобольных с их родными и близкими. Министр здравоохранения считает, что больному будет куда легче перенести свою болезнь, если с ним будут рядом любящие его люди. И я полностью с ним согласна. Не представляю, чтобы со мной сейчас было без моих родителей. К сожалению, так как это нововведение, это удовольствие дорогостоящее, но благо мои родители - обеспеченные люди и могут себе это позволить. Это, наверное, звучит эгоистично. Они тратят на меня свои деньги впустую. Но я не хочу свои последние дни жизни провести в одиночестве в окружении бездушных врачей.
Единственным увлечением, к которому я успела пристраститься, это рисование. Сначала это было довольно мило и безобидно. Я рисовала красивые пейзажи. Леса, озера, даже водопады. Они получались необычными, но никому ненормальным это не показалось. Но потом я начала рисовать странные рисунки. Непонятные, смазанные, уродливые. Я не понимала, почему я буквально в один миг утратила свой навык. Я пыталась учиться лучше, и мне казалось, что у меня получается, но как только я заканчивала последнюю деталь, все снова смазывалось на глазах. Я уже забыла, сколько слез я пролила, пытаясь достучаться до мамы с папой. Я была уверена, что со мной начинало происходить что-то плохое, но они твердили, что мои рисунки просто прекрасны, и я зря волнуюсь. Хоть мне и было всего десять лет, но я понимала, что они слишком щадят меня. Мне лишь нужно было, чтобы мне поверили. Но я этого так и не дождалась.