========== II ==========
На следующий день он сидел там же и опять без ботинок. Куртка съехала с одного плеча, придавая Доти несчастный вид, и Ванда, тяжело пробегая мимо, молилась о том, чтобы не встретить его завтра в том же состоянии. Однако надежды не оправдались — в очередное утро он был там, и на следующее тоже, а через два дня она не выдержала, вспомнив, что кое-кто — Мстители — все-таки оказал им с Пьетро помощь, и стащила у Вижна абсолютно новые песочные тимберленды, которые все равно ему не нравились. Должно быть, Тони не рассчитывал, что у его чопорного андроида окажется такой притязательный вкус.
— Вот, возьмите, пожалуйста, — она вытащила из рюкзака обувь и протянула ему, но Доти, хоть и поднял взгляд от глади озера, все равно выглядел равнодушным. — Я… я не была уверена насчет размера.
— Дорогая, ты могла бы спросить, — его голос был чистым и глубоким, совсем не старческим, и очень сильно отличался от тех истерических воплей, которые он издавал на Таймс-сквер.
Ванда стушевалась. Довольно странно принимать упреки от того, по отношению к кому ты совершаешь бескорыстный поступок. Она начинала понимать всеобщее равнодушие к бездомным — дай им малость, и они начнут думать, что имеют право на большее.
Ну что ж, он имел право получить ботинки по размеру. Нет?
— Извините, — выдавила она после неловкой паузы. — Какой у вас размер?
Мужчина внимательно взглянул на неё, его единственный глаз имел такой красивый голубой оттенок, словно небо над Центральным парком.
— Спасибо, дорогая, этот подойдет, — он слегка улыбнулся, наконец принимая её дар. — Приходи завтра вечером на площадь, если не брезгуешь компанией бездомного старика… Может быть, я кое-что расскажу тебе в благодарность.
В тот день он ей и представился.
Доти.
Я очень храбрый, девочка моя. Очень.
***
Площадка, на которой он жил, занимала ровно две плиты тротуара. Лежанка состояла из старых картонок, укрытых дырявыми пледами; рядом стояла ржавая коляска из супермаркета, в которой Доти держал все свои немногочисленные пожитки: груду тряпья, какие-то продукты и нечто, что на первый взгляд было просто бесполезным мусором. На картонной табличке у лежанки было криво написано: «Берегитесь Конца Света!».
Вечером, в сиянии неонового моря Таймс-сквер, Доти выглядел, как обезумевший шут — часть непрекращающегося представления, которым жила площадь. Возможно, именно поэтому полицейские скорее делали вид, что выпроваживают Доти, чем на самом деле пытались это сделать. Его энтузиазм, шумные выкрики и жалкая улыбка отлично приправляли пятничный балаган, веселя туристов и простых прохожих.
Увидев Ванду в толпе, Доти помахал ей и шутливо продефилировал туда-сюда, демонстрируя новые ботинки; несколько человек, обернувшись, засмеялись, и Ванда тоже не сдержала улыбку. Такой странный… Она знала на собственном опыте, что нищий или не имеющий дома — не обязательно ленивый или идиот. Просто иногда так уж случается, и это начало долгого пути лишений и страданий, но даже на нём временами выдаются моменты, когда ты хочешь и имеешь право на улыбку.
Сегодня Доти выполнял обычную программу: выкрики о Конце Света перемежались с призывами открыть свои сердца близким и миру, чтобы прожить последние дни в любви и доброте друг к другу. Ванда сидела на скамейке, подперев щеку, и размышляла о том, как надломленный энтузиазм Доти напоминает сумасшествие. Был ли он действительно безумцем? В парке, разговаривая с ней, бездомный произвел впечатление очень здравомыслящего, но усталого человека. Сейчас он будто исполнял какую-то навязанную ему роль — что-то вроде наказания от злобной колдуньи. За твой несносный характер я сделаю тебя нищим, чтобы ты вечно попрошайничал и терпел насмешки, вечно был ничтожеством…
Ей не нужно было вмешиваться во всё это, пытаться помочь. Но Стив сказал: «Позволь безумству отвлечь тебя. Расслабься». Доти казался идеальным вариантом, прекрасным способом разорвать привычное полотно жизни.
— Это — Мировое Древо, — после пары часов интенсивных проповедей, Доти решил отдышаться и присел рядом с ней, держа сальный блокнот в руках. Несмотря на его потрепанный вид, от него исходил приятный запах — горьковатый, но теплый, словно аромат эфирных масел. Наклонившись, он указал ей на кривой рисунок дерева с длинными ветвями, каждое из которых заканчивалось светящейся сферой. — Мировое Древо объединяет все девять миров, но главный из них — Асгард, откуда я и прибыл сюда, — он внимательно взглянул на нее, видимо ожидая, что она покрутит пальцем у виска.
— А тот парень, что пытался разрушить Манхэттен… — осторожно начала Ванда, — Локи… он тоже из Асгарда, так ведь?
Взгляд Доти на мгновение опасно вспыхнул.
— Да, — он тревожно коснулся её рукава. — Но ты не должна говорить о нем. Никто не должен.
— Почему?
Доти опасливо подвинул к ней блокнот. Там, в углу, танцевали пестрые изгибающиеся линии, похожие на языки пламени. Среди них, разинув пасть, прижимался к земле огромный волк — его шерсть касалась огня, а рядом, словно воздевая руки к небу, стоял высокий темный человек.
Доти ткнул в него указательным пальцем, под ногтями у него виднелась грязь.
— Потому что это — Локи.
***
Она приходила к нему ещё и ещё, пока наконец ей не надоели постоянные расспросы Вижна, и ей не было позволено снять квартиру поближе к Таймс-сквер. «Неплохая идея — побыть самостоятельной», — сказал Стив. — «Это должно пойти тебе на пользу: одиночество отрезвляет».
Ванда знала другое: одиночество убивает.
С каждым разом она всё больше узнавала о Доти. Чаще всего он обретался в парке или на площади, проповедуя свои апокалиптические теории, но иногда промышлял и нелегальным сбором металлолома. Однажды его даже арестовали за проникновение на частную территорию, но Доти удалось незаметно улизнуть, потому что в участок заявился какой-то щеголеватый болтун, представившийся сотрудником санэпидемстанции. Пока тот изъявлял страстное желание воочию убедиться в том, что заключенных в обезьяннике держат в приличных условиях, Доти по стеночке прокрался к дверям.
В хорошие дни, когда ему удавалось набрать достаточно денег от продажи металлолома или сдачи бутылок на переработку, он обедал в забегаловках, откуда его постоянно выгоняли, поливая отборными ругательствами. А в один не совсем прекрасный день, Ванда обнаружила Доти всего в кровоподтеках. Оказалось, что его новые ботинки приглянулись другим бездомным, которые не преминули заставить Доти ими поделиться. Услышав это, Ванда долго сокрушалась, а на следующий день принесла ему старые ботинки, издававшие не слишком приятный запах, зато абсолютно соответствовавшие уличному дресс-коду.