Это был не Доти — тот, кто говорил с ней.
— Не стоит слишком уж часто смотреть на себя глазами других, выискивая недостатки и ненавидя себя за них, — заканчивая, он обхватил ладонью руку Ванды, и она посмотрела вниз, вглядываясь во вспухшие переплетения вен на его коже и пытаясь вспомнить, когда последний раз кто-то вот так прикасался к ней.
***
Однажды она не нашла его ни в Центральном парке, ни на площади, ни около туннеля метро, где Доти какое-то время жил, пока его не выкурила оттуда враждебная банда бездомных подростков. Глория — если это была вообще она — беспокойно расхаживала по неоновой Таймс-сквер и громко каркала, но Ванда не говорила на вороньем языке, в отличие от Доти, и не могла понять, что ей пытаются сказать. День проходил за днем, но никаких вестей не было.
Она успел передумать всё: кто-нибудь мог позариться на ободранную в плечах куртку, которую Доти приобрел в секонд-хэнде, или — что часто случалось — он не поделил с кем-то добычу, найденную в мешках мусора на тротуарах, и его поколотили. Были варианты и похуже: Доти забрали в полицейский участок, или он провалился в канализационный люк, или умер от старости… Боже правый, Доти? От старости? Она бы скорее поверила, что Глория — это сотни разных птиц, а сами вороны просто обожают Доти, поэтому по очереди несут вахту у его лежанки.
Он объявился у порога её дома через сто девяносто два часа — более чем достаточное время, чтобы заявить о пропаже человека — и правая половина его лица, вместе с невидящим глазом, напоминала плохо прожаренный стейк.
Ванду недолго мучили сомнения насчет того, что она должна сделать. Уже через несколько минут Доти, рвано дыша, лежал на её диване, а она пыталась остановить кровь над бровью, на переносице, у подбородка, попутно шепча проклятия — на скуле тоже постепенно расцветали мелкие раны, пока она смывала с лица кровь. А он смотрел на нее, легонько касаясь пальцами плеча, и Ванда чувствовала себя по-особенному. Чувствовала себя нужной.
Не сразу, но ей удалось вытащить из него историю о том, что случилось. К сожалению, она была довольно обычной для бездомных. Восемь дней назад, у тоннеля, на глазах Доти какие-то половозрелые ублюдки поймали ночью бездомную женщину, с которой он часто беседовал, избили и изнасиловали. Он пытался помочь ей, но они не остались в долгу — намяли Доти бока и отобрали куртку, а бездомный без куртки — все равно что мертвец. Зиму он не переживет. Из его слов Ванда также поняла, что Доти не собирался идти к ней, чтобы просить помощи, но Глория приняла решение за него. Поклёвывая хозяйские пятки, она загнала его к дому Ванды, словно вышколенная овчарка заблудшую овечку.
— Ворона оказалась умнее вас, — строго заметила Ванда, стаскивая с Доти пропитавшийся кровью свитер. — Неужели вы не думали о том, что я волнуюсь?
— Дорогая моя, я не достоин твоего беспокойства. То, что я здесь — лучшее тому подтверждение.
Ванда не совсем поняла, что значит «здесь». Здесь — в ее квартире? В Нью-Йорке?.. На Земле?
— Почему вы не обратились в полицию? — спросила Ванда.
Доти нужен был душ, но она не могла быть уверена, что он с этим справится. Мужчина успокоил ее, едва сжав плечо; потом встал и поковылял к двери ванной.
— Милая, полиция это… полиция, — устало изрек Доти, как будто это всё объясняло.
В такие моменты Ванда задумывалась, зачем вообще нужны Мстители.
Доти, покачиваясь, облокотился на косяк двери и непослушными руками стянул с себя штаны. Она еле успела отвернуться, как тут же через секунду послышался шорох упавшего на пол белья.
— А как же манеры? — протянула Ванда, сверля взглядом журнальный столик.
— Дорогая, это и есть мои манеры, — дверь ванной скрипнула. — Я очень тебе благодарен, ты знаешь?
Его голос звучал опустошенно и странно глухо — словно под шутливым жизнерадостным Доти в очередной раз проступал кто-то намного более серьезный, умудренный и безумно уставший. Про себя Ванда называла это «преображением», и по какой-то причине ей казалось, что эти метаморфозы имеют прямое отношение к тому, как именно Доти оказался на улице.
Щелкнула задвижка, и скоро до Ванды донесся тихий плеск воды. Вытянувшись по струнке, она хмуро прислушивалась к нему, готовая в любой момент вскочить с места и броситься к двери. Пару раз ее тело невольно вздрагивало; в мелодию текущей воды вплетались резкие звуки — босые ноги скользили по керамической поверхности ванны, но сам Доти молчал, и Ванда не посмела вмешаться.
Сколько это будет продолжаться? Как часто его будут избивать, обкрадывать и выгонять из дома — если эти мрачные грязные закутки можно было назвать «домами»? На кой черт миру нужны Мстители, если они не способны решить ничтожные проблемы всего одного человека? Ванде не нравилась идея спасения масс ценой жизни отдельных людей, и, слушая Стива, она догадывалась, что и его это мало устраивало. Тони Старк спасал жизни точно так же, как он и забирал их: охапкой, как кучу опавших листьев. Правильно ли это? Стив верил в людей, верил в индивидуальность — это было его кредо. Простой парень из Бруклина… Простая девчонка из Соковии. Они были теми, кем родились — ничтожествами, чья жизнь никого не интересовала, и теперь они пытались как-то исправить ситуацию.
Доти… Сколько еще было таких, как он? Прозрачных теней, до которых никому не было дела? Мстители выбирались на миссии, оказываясь в самых горячих точках — там, где количество жертв переваливало за сотни, но сколько сотен, а, может, тысяч людей умирало каждый день в Нью-Йорке — в тишине и безызвестности? Сколько криков о помощи уходило в пустоту?
А куда ушел её собственный? Разве кто-то из башни Старка обратил на него внимание?
«Окунись в безумие Нью-Йорка. Расслабься».
«Просто перестань доставать меня своим нытьем».
Ванда и сама хотела бы перестать ныть. Хотела бы забыть. Рядом с Доти, когда ей было о ком заботиться, или, когда кто-то заботился о ней, ощущение жжения в груди почти проходило. С Доти она сама чувствовала себя храброй.
Он буквально вывалился из окутанной паром ванной, когда Ванда уже собиралась применить магию, чтобы войти внутрь. Одетый в чистую одежду, которую она берегла для него, надеясь отдать при удобном случае, и завернутый в плед, Доти выглядел почти царственно, но от него по-прежнему исходил аромат мирта, как от какого-то древнего жреца.
— Я приготовила постель, — напряженно сказала Ванда, готовясь к потоку протестов — ей хотелось, чтобы Доти хоть раз за долгое время выспался на нормальной кровати, но он всегда был очень принципиален на этот счет.