Я не замечаю, как мы доезжаем до нужного места. Выходим из машины, и Итан ведёт меня ещё пару минут по знакомой мне улице. Когда он говорит, что мы пришли, я не верю своим глазам — передо мной стоит фургон, украшенный гирляндой с светящимися лампами. Тот самый, куда приводил нас папа. Меня окутывает лавина приятных чувств. Я смотрю на всё те же деревянные столики, на старичка, что убирает тарелки с одного из них, и мне кажется, что не было этих двух лет, что сейчас к нам присоединятся родители с сестрой, закажут по любимому блюду и будут много смеяться над шутками Лианы.
— Это любимое место моего дяди, — начинает Итан, пока мы идём в сторону фургона. — Он любил это место настолько, что водил меня только сюда.
Хочу рассказать ему про папу, но не успеваю, нас замечает мистер Вернер. Увидев Итана, он кладёт тарелки обратно на стол и подходит к нам.
— Дорогой мой, как давно тебя здесь не было, — пожав друг другу руки, они обнимаются.
— Прости, Уил, много работы.
Они отстраняются друг от друга, и мистер Вернер переводит взгляд на меня. Пару секунд молчит, разглядывая моё лицо.
— Марианна? — хмурит брови, словно не веря своим глазам. — Доченька, ты?
— Здравствуйте, Уил, — подхожу к нему ближе и заключаю в объятия. — Рада вас видеть.
Он крепко обнимает меня в ответ. Не имея никогда дедушки, я всегда представляла его своим родным.
— А я то как рад тебя видеть, — он отпускает меня, снова разглядывает. — Как хорошо, что ты в полном здравии.
Радостный, он начинает суетится.
— Так, чего стоите, как не родные, быстро проходите за стол. Я вас сейчас накормлю, — смотрит на меня театрально строгим взглядом. — Марианна, тебе двойную порцию, а то одни кости!
— Вы же знаете, что я и обычную порцию доедаю только, когда очень голодная, — уголки губ тянутся вверх.
Как бы вкусно не готовил этот старичок, но его порции были такие большие, что за нас с мамой всегда доедали папа с сестрой.
Когда мужчина отходит, Итан с любопытством смотрит на меня.
— Вы знакомы? — его вопрос кажется риторическим, скорее, он хочет спросить, как мы познакомились.
— Меня тоже сюда часто приводил отец. Это было одним из любимых мест нашей семьи.
— И как мы раньше не встречались здесь? — он не сводит с меня глаз, когда мы садимся за стол друг напротив друга.
— Может встречались, просто не замечали? — пожимаю плечами и отвожу взгляд, осматриваясь.
Больно соскучилась по этому месту. И почему я раньше не додумалась прийти сюда одна? Сесть с Уилом и поговорить по душам? Он очень любил моего отца. Папа говорил, что мистер Вернер единственный, кто поддержал его в решении бросить всё ради мамы. Уверена, нам бы нашлось, что рассказать друг другу.
— Я заметил тебя в толпе, а здесь бы упустил из виду? — он улыбается, разглядывает меня и будто наслаждается, когда я начинаю смущаться.
— Ты мог быть в этот день с какой-нибудь длинноногой красоткой.
— Почему сразу длинноногой? — широко улыбаясь, он откидывается на спинку стула.
— Заметила по твоему портфолио, что ты питаешь слабость к таким, — отвечаю я с ехидством. — Или ты станешь это отрицать? -— приподнимаю бровь.
— Мне всегда казалось, что я питаю слабость к красивым женщинам. Но чтоб к длинным ногам, изволь. Слишком много слабостей было бы для одного человека, — смеётся.
— По-моему, для свободного мужчины они простительные.
— А для несвободного нет? — он скрещивает руки на груди, улыбается и вновь начинает изучать меня.
— Мне кажется, никому не понравилось бы, если бы её мужчина питал слабость к другим женщинам.
— Под слабостями, я скорее имею ввиду творческое влечение.
— Разве оно не может перетечь в нечто большее?
— Может, конечно, если не контролировать. А с этим у меня никогда не возникало проблем.
— Поверю тебе на слово, — тоже откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.
— Ты ревнивая?
— Наверное, — задумываюсь, пытаясь вспомнить хоть одну свою сцену ревности.
— Ты не знаешь?
— Я никогда не ревновала Лукаса. Он не давал повода.
— О, ёжик, для ревности не всегда нужен повод, — он продолжает улыбаться.
— А ты?
— Я собственник.
В голове вдруг мелькает сцена, как он рвёт и мечет от злости и ревности к любимой. И мне кажется, это выглядело бы в его исполнении привлекательно. Эта мысль заставляет меня сгорать со стыда.
— Тебя смутили мои слова?