Между собой астронавты стали называть корабль Жестяным Яйцом с тех пор, как кто-то заметил созвучие этого словосочетания с именем главного конструктора тайско-голландского происхождения, которого звали Жастин Яц.
Кое-что в Яйце ему не нравилось. Страшно не нравилось. Бикелю казалось бессмысленным, что человек вынужден находиться здесь на Пульте, чувствуя как с каждым ударом сердца возрастает ответственность, оставаться в тревожном ожидании и, сознавая, что какой-то механизм корабля вот-вот откажет, — и не будучи в состоянии решить проблему, кроме как принять какие-нибудь грубые временные меры.
С ОИРом этот баланс корабельных систем был тончайше отлаженным нейросерворефлексом, почти автоматическим — столь же гомеостатичным, что и здоровый человеческий организм. Бикель добавил к длинному списку накопившихся у него в голове вопросов еще один: почему все яйца положили в одну корзинку?
2
Проснувшись, она подумала:
«Удалось! Две сотни лет полета, и мы у цели!»
Потом пришла мысль о том, как она ступит на землю девственного мира с неизвестными доселе проблемами. Шесть неудач стоили того. Седьмая попытка оказалась успешной. «Удалось! Или…»
Затем ее затянула трясина вялых размышлений. «Или» было концепцией с несколькими возможными выводами.
По мышцам рук и ног прокатилась волна покалывания, всегда сопровождающего процесс дегибернации. Несколько раз она испытала острые уколы боли. Будучи врачом, она знала причины боли и осознавала, что та неизбежна: гибернация человека коренным образом отличалась от гибернации животных. В теле не должно было оставаться ни капли воды. Вы настолько приближались к состоянию смерти, что некоторые ученые считали это промежуточным состоянием между жизнью и смертью. Боли, возникающие при дегибернации, можно было легко объяснить, но практически невозможно описать. Понять, что это такое можно было только испытав их.
Она попыталась сесть. И только тут заметила Тимберлейка и Флэттери. Потом она разглядела и остальное: провода и трубки со стимуляторами, только что отключенные от ее тела.
Флэттери придержал ее.
— Осторожнее, доктор Вейганд, — пробормотал он.
«Доктор Вейганд, — подумала она. — Не Пруденс. Не Прю».
Настроение у нее начало портиться.
Потом Флэттери начал негромким спокойным голосом объяснять, что произошло, и она поняла, что ее радость совершенно неуместна. Возникла непредвиденная ситуация. И разбудили ее из-за этого.
— Ладно, скажите мне, скольких мы потеряли, — поинтересовалась она, чувствуя как плохо еще слушаются голосовые связки после столь длительного бездействия. Тимберлейк назвал число погибших.
— Трое? — переспросила она.
Как именно они погибли она спрашивать не стала. Любопытство уступило место мыслям о ситуации, к которой она не была готова.
— Из гибернации вас решил вывести Бикель.
— А он знает почему? — спросила она, не обращая внимания на странные взгляды, которыми обменялись Тимберлейк и Флэттери.
— Он решил, что так будет правильно, — ответил Флэттери, которому страшно хотелось, чтобы она оставила все эти вопросы до тех пор, пока они не останутся с глазу на глаз.
— Само собой, — согласилась она. — Но почему…
— Он еще не решил, что делать дальше, — объяснил Флэттери.
— Не стоит его торопить, — сказала она и взглянула на Тимберлейка. — Забудьте все, что сейчас слышали, Тимберлейк.
Тимберлейк нахмурился, и взгляд его стал настороженным.
Флэттери нагнулся над ней, держа в руке инъектор.
— А нужно ли? — засомневалась она. Потом добавила: — Хотя да, конечно.
— Сейчас вам остается только восстанавливать силы, — пояснил он и прижал инъектор к ее руке.
Она почувствовала укол, а через некоторое время сладкие объятия наркоза. Флэттери и Тимберлейк постепенно превратились в расплывчатые силуэты.
«По крайней мере, хоть Бикель жив, — подумала она. — Значит, не придется заменять его копией. Это было бы нежелательно».
И уже, перед тем как окончательно погрузиться в пуховое облако сна, она подумала: «Интересно, а как погибла Мэйда? Малышка Мэйда, которая…»
Тимберлейк заметил, как, наконец, закрылись ее светло-голубые глаза. Дыхание стало глубоким и размеренным.
Как специалист по системам жизнеобеспечения, Тимберлейк в свое время изучал хранящиеся в памяти компьютера данные о всех находящихся на борту Жестяного Яйца. Сейчас он вспомнил, что Пруденс Вейганд характеризовалась как первоклассный хирург — «специалист 9-го класса». А самой высшей категорией был 10-й. Он вспомнил ее странный разговор с Флэттери и решил, что данные неполны. Очевидно, на корабле для нее предусматривались функции не только врача-эколога… и, но крайней мере, одна из этих функций каким-то образом касалась Бикеля. «Забудьте все, что сейчас слышали, Тимберлейк».
В ушах Тимберлейка до сих пор стояла это отданное ледяным тоном распоряжение, и он сознавал, что эта фраза никак не соответствовала эмоциональным характеристикам Пруденс Вейганд, хранящимся в памяти компьютера. Там ее охарактеризовали как «9-д-зеленую» с сильной склонностью к состраданию. В условиях жизни в тесном мирке экипажа корабля подобные качества могли представлять проблему, поскольку свидетельствовали о повышенной сексуальности. Тимберлейк внимательно изучил показания приборов, регистрирующих поступающие в ее организм медикаменты, и с удивлением обнаружил, что ей даже в состоянии гибернации вводились вещества, подавляющие половое влечение. Следовательно, она постоянно находилась в полной готовности.
«Готовности к чему?» — спросил он себя.
Флэттери закрыл ее кокон и объявил:
— Пусть спит до тех нор, пока полностью не восстановит силы. А сейчас, думаю, нужно обмерить ее и подобрать на складе скафандр. Когда она проснется, он ей понадобится.
Тимберлейк кивнул, напоследок проверил в порядке ли питающие системы ее кокона. Флэттери вел себя довольно странно. Просто-таки загадочно.
— Да забудь ты этот разговор, — посоветовал Флэттери. — Обычное частичное затемнение сознание после дегибернации. Сам ведь знаешь, как это бывает.
«И тем не менее ей во время гибернации вводился антисекс», — подумал Тимберлейк.
Флэттери кивнул на люк, ведущий на Центральный Пульт, и заметил:
— Джон дежурит уже почти четыре часа. Пора его сменить.
Тимберлейк закончил проверку систем кокона, повернулся и направился к люку.
Заметив настороженное, задумчивое выражение лица Тимберлейка, Флэттери подумал: «Черт бы побрал эту бабу. Совсем не умеет держать язык за зубами. Если Тим сейчас ляпнет Бикелю что-нибудь лишнее, то запросто может погубить весь проект».
Бикель услышал, как возвращаются Флэттери и Тимберлейк, но продолжал следить за пультом. В первичных контурах навигационных аналоговых базах данных компьютера появилась какая-то странная пульсация. Она появлялась, а потом без каких-либо видимых причин исчезала.
Тимберлейк подошел к Бикелю и изучил показания прибора, регистрирующего пульсацию в навигационных базах данных.
— Похоже на пульсацию, вызванную доплеровским эффектом, — сказал он. — Кстати, ты не проверял наше положение?
— Нет, — отозвался Бикель, и при этих словах вдруг понял причину возникновения нерегулярной пульсации. Он дал компьютеру задание разбудить его, когда какие-либо неполадки в системах корабля достигнут критического уровня. Неполадки в навигационных системах как раз и могли стать наиболее критическими — особенно внутренние неполадки. Но, в отличие от неполадок в железе, эти внутренние неполадки могли выдать себя только в случае ошибок в определении положения корабля. Его команда привела в действие одну из управляющих программ бортового компьютера. Их положение уточнили на основе доплеровского эффекта.
Бикель снова склонился над пультом управления компьютером, провел серию навигационных тестов, сравнил результаты с резонансной частотой пульсаций. Все сходилось.