На площади настало гробовое молчание.
Потом в разных местах раздались отдельные возгласы:
— Смотрите, смотрите, это не он, не Жофруа!.. Это другой рыцарь!
И вдруг, словно шквал, пронеслось над всею площадью:
— Да здравствует справедливость! Долой Жофруа! Долой палача!
Все лица, все взоры были обращены на Фламелло.
Фламелло обнажил меч.
— За ним! — раздались голоса.
Оруженосец подал Фламелло щит и сам обнажил рапиру.
В конвой из толпы полетели камни. Несколько человек, у которых с собой оказались поясные ножи пробрались ближе к Фламелло и сгруппировались вокруг него.
Солдаты сделали было попытку атаковать Фламелло, но их алебарды, ударяясь о стальные латы рыцаря, только высекали искры.
А у Фламелло точно удесятерились силы. Его меч, честный меч старого Жофруа, наносил страшные раны.
Раздув ноздри, с налитыми кровью глазами стоял под ним его конь.
Люди, собравшиеся около Фламелло, завладевали оружием павших солдат, их алебардами и палашами и шились рядом с Фламелло.
Солдаты стали отступать.
— Спасайте девушку, спасайте девушку! Не теряйте времени! — кричали из толпы.
Фламелло повернул коня, подъехал к колеснице и помог девушке перебраться к себе в седло. Он выбрался из толпы и поскакал по улице, сопровождаемый своим оруженосцем.
А на площади толпа ломала помост.
С треском падали бревна и доски.
Казалось, не люди, а что-то стихийное, всесокрушающее бушевало на площади.
И, подобно раскатам грома, перекатывались из конца в конец несмолкаемые крики:
— Долой Жофруа! Да здравствует справедливость!
Прошло несколько дней после описанных событий.
В королевском замке происходил турнир.
На турнир собралось, кроме французских рыцарей, много иноземных, из Венеции, из Рима, из Мадрида, из Кракова, из Праги, из Варшавы…
Веяли перья на шлемах, сверкали дорогие доспехи, ржали кони в золотых и серебряных уборах, покрытые шелковыми, шитыми золотом попонами.
На трибунах для зрителей колыхались гирлянды цветов и зелени.
Среди рыцарей находился и Жофруа.
Именно для этого турнира он готовил свой дедовский меч.
Но в назначенный оружейником Винцентом Фламелло день слуги Жофруа, явившиеся в его мастерскую за оружием своего господина, не нашли ни самого оружейника, ни меча.
Винцент Фламелло исчез, неизвестно куда…
Вместе с ним исчез и меч.
Граф Жофруа должен был явиться на турнир с другим мечом.
Но все равно граф Жофруа успел уже одержать две победы над двумя венецианскими рыцарями на мечах и вышиб из седла копьем одного римского рыцаря.
Из лож для зрителей к ногам его коня летели букеты цветов.
Граф Жофруа стоял посредине арены, на которой среди цветов алели пятна крови его противников.
Он стоял один посреди арены, потому что больше не находилось рыцаря, пожелавшего бы скрестить меч с его мечом.
И уже придворный певец, с вдохновенным взором, с русыми кудрями, лежавшими волной на кружевах голубого колета, встал со своего места и готовился прославить имя его на струнах и в красивых стихах…
И уж отбросил за плечо край голубого плаща и перебирал пальцами струны гитары…
Но в это время раздался звук рога, возвещавший о прибытии нового рыцаря.
Взоры всех обратились в ту сторону, откуда он должен был появиться.
И он въехал величественно и тихо на вороном коне в красной попоне. Темным блеском переливали его стальные латы и шлем.
Он приблизился к Жофруа на расстояние удара копьем и, повернув копье тупым концом, слегка стукнул им в щит Жофруа.
Этим он принимал вызов Жофруа.
Жофруа повернул коня, чтобы занять позицию и очистить центр арены для схватки, но рыцарь в стальных латах остановил его.
— Граф Жофруа! — сказал он громко, так что его голос раздался во всех углах арены, достиг королевской ложи и трибун, занятых придворными дамами и вельможами. — Граф Жофруа, я принимаю твой вызов. Но я явился сюда от лица многих тобой обиженных для того, чтобы вызвать тебя на смертный бой за их слезы, за их поруганную честь, за поруганную правду… Пусть Бог решит, справедливо ли мое обвинение. Но прежде чем падешь ты или паду я, я должен сказать тебе, в чем я тебя обвиняю. Я обвиняю тебя прежде всего в лжесвидетельстве…
На трибунах и в рядах рыцарей послышался ропот.
Всем казалось, что так может говорить только безумный или человек, введенный в заблуждение… Каков бы ни был граф Жофруа, он прежде всего был рыцарь и до сих пор, с достоинством носил это звание.