После обеда Джанни идет к выходу вместе с Галой и Максимом. Пожимая им руки, он еще раз окидывает голландцев взглядом с ног до головы.
— Вы оба — очень перспективные, — говорит он довольно. — Действительно то, что нам нужно. Готов поспорить на свой мопед! Вас ожидают такие приключения, целая вселенная возможностей!
Максим с Галой входят в парк. Оглянувшись, они видят, как Джанни машет им, вливаясь на мотороллере в поток автомашин.
Ближе к вечеру Максим и Гала уже полностью обосновались в доме в Париоли. Сидя на огромной кровати, они рассматривают в блестящем портфолио сотни своих изображений. Сначала идут фотографии, где они сняты вместе: обнимающиеся, сражающиеся, слившиеся в одно целое. Затем — серии фотографий каждого в отдельности. Они оба не захотели делать презентационную папку лишь для себя. Ведь это их общее приключение. Еще они приготовили папки для всех более-менее важных агентов и режиссеров. В каждую из них Гала вложила по два портрета — один гламурный, другой характерный. Максим одолжил у консьержки пищущую машинку. Поставив ее себе на колени, он составляет резюме. Одно за другим перечисляет их достижения в нидерландском театре, роли в кино и на телевидении. Получается внушительный список. Не хватает даже места, чтобы написать все. Но тем лучше — чем меньше слов, тем значительней кажется каждое достижение.
— «Бал манекенов», — говорит Максим, — наверное, не стоит говорить о том, что это была студенческая постановка?
— Конечно, не стоит. Как-то не солидно. Что у тебя сейчас написано?
— Что мы с тобой играли главные роли.
— Ну, так оно и было.
— Конечно, честность — лучше всего.
— Если скажем, что это постановка в университетском театре, — говорит Гала, — то испортим все впечатление.
— Тогда оставим просто «в амстердамском театре»?
— Или, может быть, «в театре г. Амстердама»?
— В «Национальном театре» — по-моему, лучше звучит.
— Национальном?
— Ну да, не зарубежном же.
— Ты права, а значит мы будем не слишком далеки от истины.
— Ок. Пусть будет «Театро Национале» для большей ясности. Сколько выступлений напишем?
— Десять? Сколько их было, двенадцать, что ли?
— Да какая разница?
— Никакой. Роль остается ролью.
— Тогда просто укажем год?
— Я бы написала «сезон».
— Сезон — это два года.
— Вот именно.
Любое новое окружение по-новому расцвечивает твое прошлое. Прошлое получает еще один шанс. Именно поэтому нельзя засиживаться на одном месте.
Дешевое разливное вино, купленное на Виа ди Рипетта,[64] тоже способствует эйфории молодых людей в последующие часы. Так и не составив полный список всех режиссеров, агентов и кастинговых агентств, они падают на кровать. Лежа рядом друг с другом, они размахивают руками, намечая план всей кампании, как солдаты перед боем.
— Странно, — вдруг говорит Гала, — я чувствую какую — то грусть.
— Да, словно мы с чем-то расстаемся.
— Но ведь мы так давно об этом мечтали.
— Странно, что люди так стремятся к исполнению своих желаний.
— Да, очень странно и непонятно.
Не успевают они заснуть, как Максим внезапно просыпается. Идет искать в ванной Галины таблетки против эпилепсии, которые она должна принимать два раза в день, среди косметики и бритвенных принадлежностей. Пересчитывает. Осталось всего две, те две, которые она должна была выпить сегодня вечером. Достает их из серебристой пластины. Включает кран, ждет, когда пойдет холодная вода, и наполняет стакан. Какая жаркая ночь. Прежде чем нежно разбудить Галу, он смотрит на капельки пота, выступившие у нее между лопатками.
В доме еще темно. Но уже кто-то встал. Утреннее солнце пробивается сквозь щели в ставнях. Гала поворачивается, чтобы окно появилось из-за ее слепого пятна. Вчера возможности казались беспредельными, но с сегодняшнего дня все, что с ними будет происходить, будет пробиваться сквозь узкие границы этой комнаты.
Когда им порой приходилось подолгу ждать на съемочной площадке во время съемок какого-нибудь голландского фильма — молодые режиссеры обращали на нее внимание и в студенческие годы — Гала от скуки любила наблюдать за работой осветителей. Ей нравилось следить за скольжением теней. Больше всего ее завораживало нарастание силы света от мощных осветительных приборов. Пока открыты все четыре створки одновременно, эффект юпитера не бросается в глаза. Он просто освещает всю сцену, и в этом нет ничего особенного. Никаких теней. Но когда лампа установлена, и створки на ней закрыты, и пучок света сужен и направлен, — только тогда лучи обретают мощь. Внезапно все становится рельефным. Четким. Контрастным.
В темные комнаты дома в Париоли Рим попадает через несколько щелей в деревянных ставнях. От этого город сияет особенно ярко.
— Тирули, тирула, — поет кто-то.
— Это он, — говорит Гала.
Они стоят вместе с Максимом на Виа Маргутта перед домом Снапораза. Окно на втором этаже открывается. Внутри дома видна часть стены и угол картины. Больше ничего. Максим пожимает плечами. Он не верит, что такую знаменитость можно столь просто найти.
— Питипо, питипа.
Гала молчит, боясь помешать великому человеку, и только толкает Максима в бок.
В баре на углу Виа дель Бабуино и Пьяцца дель Пополо[65] висит телефон. Максим уже купил жетоны и подчеркнул номер Снапораза в толстом справочнике. Он уже три раза собирается позвонить и больше откладывать не намерен. Набирает номер.
— Ма chi e?[66] — Усталый женский голос, возможно, секретарши.
Гала прижимается ухом к трубке. Упирается лбом в лоб Максиму. Когда Максим говорит, его голос вибрирует в ней. Частью по-итальянски, частью по-французски Максим объясняет, что они — актеры.
— Да, понимаю. И что вы хотите?
Хороший вопрос. Максим не знает, что сказать.
Сожалею, но синьора Снапораза нет.
Трубку повесили. Галин лоб отодвигается от лба Максима.
Тот же бар через несколько часов: поскольку террасы здесь нет, хозяин ставит для них два стула прямо на тротуар. Вместо стола служит багажник припаркованного мопеда. На нем — пустые чашки, большая книга кастинга и другие бумаги. Максим и Гала по очереди следят за Виа Маргутта, пока один из них обзванивает различные агентства. Одно за другим. Телефонные жетончики расходуются горстями. Как ни странно, иностранцы на рынке пользуются спросом. Высокие? Светловолосые? В ближайшие дни двоих «аттори оландези» повсюду приглашают на прослушивание. Потом они набираются смелости, чтобы позвонить таким знаменитым режиссерам, как Паскуале Скуитьери,[67] Кастальди, Челентано, Марко Беллокио,[68] Дарио Ардженто,[69] Франко Брусати.[70] К каждому у них придуман персональный подход: выражение восхищения по поводу последнего шедевра оного; блеф, ибо голландские кинопрокатчики не любят рисковать, поэтому большинство из этих фильмов ни Гала, ни Максим никогда не видели. Один из режиссеров оказывается настолько любезным, что назначает им встречу.
В итоге они вознаграждают себя бутылкой «Спуманте».[71] Максим переписывает набело листок с назначенными встречами. На разорванной карте отмечает пунктиром маршруты ко всем местам, где могла бы начаться их карьера. Весь город испещрен ими. Остается лишь выбрать.
— «Скайлайт», — говорит он, подумав. — На Виа Анджело Брунетти. Это рядом, на противоположной стороне площади.
Лифт, в котором они поднимаются на самый последний этаж, где находится бюро кастинга, представляет собой тесную медную клетку. Максим и Гала стоят, прижавшись друг к другу. Старая конструкция медленно ползет вверх в длинной шахте. Вокруг нее вьются мраморные ступени широкой лестницы.
— Надо было меньше пить.
— Фортуна требует, чтобы мы попотели.
Максим снимает волосинку с губ у Галы и целует их. Гала стирает помаду с его подбородка. Они одновременно смотрят вверх. Так, прижавшись живот к животу, приближаются к яркому молочно-белому свету на крыше.
64
Виа ди Рипетта — римская улица, которая славится своими антикварными лавками, художественными галереями и литературными кафе.
65
Пьяцца дель Пополо — римская площадь, к которой можно пройти по Виа дель Бабуино — улице, известной своими антикварными магазинами и галереями.
67
Паскуале Скуитьери (Неаполь, 27.11.1938) — режиссер, женат на актрисе Клаудии Кардинале.
68
Марко Белоккио (09.11.1939) — итальянский режиссер, автор знаменитого фильма Vincere («Побеждать»).
69
Дарио Ардженто (07.09.1940) — итальчнский режиссер, сценарист, продюсер, актер, композитор. Работал, в основном, в чисто итальянском жанре — джиалло, детективе-триллере.