— Сюжет такой. Очень простой. Два актера. Оба состарились. Наверное, играть будут Марчелло и Джельсомина.
— Марчелло и Джельсомина…
Максим вслушивается в эти имена. Они волнуют его. Берет Галу за руку.
— Ничего себе!
— Старые актеры. В свое время были знаменитостями, сейчас забыты всеми. Они любили друг друга, но давно потеряли друг друга из виду. Теперь снова встречаются в клинике, где оба проходят курс реабилитации.
— Такой фильм они могут сделать о нас с тобой лет через шестьдесят.
Согласна.
— Простая, но трогательная история. Так всегда: чем меньше слов, тем сильнее впечатление. И в конце фильма старые актер и актриса танцуют друг с другом.
— Танцуют? — спрашивает Гала, — об этом мне ничего не известно.
— Ничего не подозревая, они входят в комнату для отдыха, а там играет оркестр…
— Смогу ли я танцевать в таком-то возрасте?
— Конечно, сможешь. Я тебя не видел столько лет. И вдруг — ты. Старая, но все еще красивая, для меня. Потому что я вижу тебя такой, какой ты была, а не такой, какая ты сейчас. Что я могу сказать? Что скажешь ты? Нет слов, чтобы выразить наши чувства, — Максим вскакивает, немного пошатываясь.
— Но наши тела помнят, как все было. Все возвращается. Каждое прикосновение. Каждый шаг. Каждое движение.
Гала подыгрывает Максиму. Прижимается к нему, и они начинают танцевать вальс из «Бала манекенов». Гравий, шуршащий у них под ногами, — вот и вся музыка, что им нужна.
— Buon Natale! — кричит Санта Клаус, проходя мимо.
Его работа закончена. Держа под мышкой красный кафтан, бороду в руке, он опускает бретели, чтобы снять толстые ватные штаны.
Вальс переходит в шелест шагов. Наконец подвыпившие танцоры останавливаются, упершись лбами.
— Скажи честно, — говорит Максим, — тебя никто не просил куда-нибудь уехать?
— Уехать? Почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Любопытно. И тебя не приглашали куда-нибудь поехать?
-.. Поехать куда-нибудь… — говорит Гала через некоторое время, — теперь припоминаю, действительно, меня просили, да.
— Черт побери, вот видишь, я так и знал. Я знал это!
Испугавшись его горячности, Гала отстраняется от Максима, и он теряет равновесие. Машет руками, словно замахнувшись на невидимого обидчика, оступается и падает руками прямо на острые камешки. Так и сидит под оседающей пылью, уставившись на пораненные ладони.
— Уехать, боже мой, что это значит? С кем? Куда? И что ты ответила? Проклятье, кто тебе это предложил?
— Ты, — отвечает Гала и садится рядом с ним на землю. — Кто же еще, глупый? — Она осторожно смахивает песок с его ладоней и гладит длинные пальцы. — Ты спросил меня, хотела бы я поехать с тобой в Рим. Мы сидели в ванной комнате. Не спрашивай, почему. Я — на краю ванны, ты на стиральной машине. Я ответила, не раздумывая. И не жалею — это самое лучшее, что мы когда-либо делали.
— Ты так считаешь?
— Я чувствую это. А ты?
— Да, я тоже. Мне кажется, я тоже что-то чувствую.
На следующее утро, как только проходит похмелье, Максим отправляется в «Скайлайт». Фульвани отвечает по домофону, что сейчас лучше подождать. Начинаются рождественские каникулы, многие уезжают, офисы закрываются; в ближайшие несколько недель вряд ли что — нибудь изменится на кинематографическом фронте.
Эта новость идет вразрез с тем приливом энергии, который Максим чувствует при мысли об их фотографиях в кабинете Снапораза. Через несколько недель фотки покоробятся. Какая-нибудь разочарованная старлетка сорвет их с доски или после новогодней вечеринки какой — нибудь шутник-оператор изобразит ему томный взгляд, а Гале пририсует усы.
Что бы было с нами сейчас, если бы Гарибальди в свое время промедлил у порта в Трапани?[102]
Утром они садятся в метро и едут в Чинечитту. Стоя на противоположной стороне улицы рядом с «Институте Луче»,[103] Гала и Максим некоторое время рассматривают входящих и выходящих посетителей через ворота студийного комплекса. Наконец они выбирают стратегию наглости. Переходят дорогу и просто проходят в ворота. Не регистрируются, как указано в приглашении, а не замедляя шага, машут охранникам, словно не первый раз уже здесь сегодня проходят. Охранники целый день видят молодых людей, направляющихся на прослушивания. Поэтому они просто машут в ответ, не отрываясь от газеты, но потом все-таки выходят из своей будки, чтобы полюбоваться на вызывающее покачивание Галиных бедер, — старший утверждает, что не видел ничего подобного с тех пор, как Софи Лорен благодаря протекции своей матери приходила сниматься статисткой в гонке колесниц в «Бен Гуре». Гала как обычно ничего не замечает, но под их ревнивыми взглядами Максим чувствует себя в два раза выше.
Словно это действительно другой город, на площади стоит настоящий пограничный столб. Гала достает из сумочки фотоаппарат. Максим с ужасом понимает, что она хочет увековечить его на этом месте.
Он и не предполагал, что у нее есть фотик.
Максиму не хочется фотографироваться, но Гала успевает снять его, прежде чем он отходит. Потом наступает ее очередь.
Один раз в жизни человек впервые пересекает границу страны Снапораза.
Гала позирует.
Максим снимает.
Он волнуется.
И вот они вместе переступают границу.
Впервые Гале захотелось «остановить мгновение».
В широких зеленых аллеях ничто еще не указывает на приближающиеся каникулы.
Справа и слева в студиях, обозначенных большими номерами, полным ходом идет работа. Вдали как маяк красуется гигантская цифра 5 на знаменитой студии «Театро Чинкве», где начиная с пятидесятых годов снимает все свои фильмы их герой — Снапораз. Гала с Максимом направляются к ней, с каждым шагом нервничая все больше и больше. И в баре, и в киоске в центре территории Чинечитты полно людей. Актрисы в костюмах из вестерна с ланчпакетом в руке флиртуют с беззубыми средневековыми персонажами. Гала протискивается между ними, заказывает две рюмки водки и выпивает обе одну за другой.
— Теперь я буду раскованней, — говорит она, — чтобы предстать перед судом его критики.
— Раскованней кого? — спрашивает Максим.
Высокие раздвижные двери Студии № 5 открыты настежь. Огромный съемочный зал пуст. Офисы находятся над ним. Максим заправляет Гале прядь за ухо и стирает помаду у нее вокруг губ. Гала приглаживает его непослушные брови.
— Что мы скажем?
— Что услышали о том, что здесь висят наши фотографии.
— Что наши фотографии висят где-то здесь, и мы захотели воспользоваться случаем и прийти представиться.
— А потом?
— Потом ты скажешь что-нибудь подходящее.
— Почему именно я?
— Потому что ты такая восхитительно раскованная.
Наверху они обнаруживают длинный коридор, проходящий через все здание. Всюду какие-то двери, но ни на одной из них нет именной таблички. Они стучатся в первую попавшуюся и спрашивают маэстро Снапораза. Девушка, разговаривающая по телефону, смотрит на них с немым удивлением.
— Ой, так это же ваши фотографии висят там, на доске?
Гала, стоя за Максимом, который едва сдерживает радостный вопль, ущипнула его за зад.
— Да, совершенно верно, — отвечает Максим, — наши.
Секретарша открывает дверь, и действительно — вот их фотографии, висят среди многих других: характерных лиц, праздных гуляк, народных типажей.
— Он сейчас придет, — говорит телефонистка и оставляет их одних. — Он сейчас придет, — повторяет Гала, качая головой.
Она старается запомнить все как можно лучше: рабочий стол, окна с видом на пихты, эскизы на стене.
Максим читает проекты фильмов, надеясь так хоть что-то узнать о той главе, которую они напишут в истории кино, но номера сцен и мест натурных съемок ему ничего не говорят.
Ожидание тянется долго. То они переживают, что о них забыли, то впадают в оцепенение от скуки. Максим садится на диван и листает последний номер «Варьете». Гала облокотилась на стол, словно девушка из эротического календаря. Она просматривает входящую и исходящую почту, при этом перекладывая фотографию некой слишком горделивой датчанки из одной коробки в другую.
102
Порт в Трапани — именно в этом порту 11 мая 1860 г. высадился Гарибальди со своими войсками, чтобы присоединить Сицилию к Итальянскому королевству.