Зильберстранд влезает в платье и берет одежду Максима в охапку.
Он стоит перед стеклянной стеной и не оборачивается, пока она надевает ему рубашку, прижимает его к себе и растирает ему бока, словно согревая. Он протирает запотевшее стекло, чтобы посмотреть на стихию за окном. Ритмично мигает маяк, а под фонарями на набережной не видно ничего, кроме бушующего шторма.
— Ты отведешь меня в постель? — спрашивает она.
— Я же должен рано или поздно уйти, — Максим забирает у нее свою одежду и начинает одеваться.
— Среди ночи? Ты шутишь? Как ты собираешься возвращаться?
— Возьму такси.
— У тебя нет денег.
— Но ведь скоро будут.
Зильберстранд пожимает плечами.
— Как бы то ни было, пока мы пойдем в мой номер. Я считаю, ты должен поспать часик-другой, а потом повторим все снова, da capo.[143]
Максим с преувеличенной сосредоточенностью застегивает пряжку ремня.
— Ты же хочешь этого, мой сладкий мальчик?
Зильберстранд гладит его пах.
— Еще разок, можно поспокойнее.
— Еще раз? — говорит он, изо всех сил стараясь не видеть, как гордо и как изящно она его обольщает.
Хорошо.
Затем он набирает дыхания и произносит свой текст как можно суровее:
— Но тогда и счетчик будет включен во второй раз.
Певица все еще смеется, но постепенно радость в ее глазах гаснет. Она думает, что неправильно его поняла, качает головой, чтобы прогнать неясную ей мысль, но именно в ту секунду, когда она хочет попросить своего юного любовника повторить его слова, правда обрушивается на нее всей тяжестью.
— Ты хочешь, чтобы я тебе заплатила! — говорит она тихо, потому что ей больно.
Максим чувствует то же самое.
Мы бедны, — объясняет он. — Это на лекарства.
— Я должна платить тебе? — говорит Зильберстранд, словно ей кажется, что все должно быть наоборот.
— Вы видели, как Гале плохо. Если бы не необходимость, мне бы такое никогда не пришло в голову.
— О боже мой! — говорит певица.
Она стоит неподвижно, но ее взгляд выражает испуг и блуждает где-то далеко, словно оттуда надвигается ужасная опасность.
— Боже милостивый, вот до чего мы дожили!
Несколько секунд она стоит как в параличе, пораженная правдой.
— В смысле, говорит Максим, поправляя себя, испуганный силой ее чувств, — конечно, мне бы хотелось с вами, вместе… и, конечно, бесплатно… кто бы не захотел с такой женщиной, как вы? Но из-за безденежья. Я подумал… вы ведь сами сказали: «Я хорошо вознагражу тебя».
Она стоит совершенно прямо, пока роется в сумочке. Держит голову гордо, хотя видно, как тяжело ей это дается. Она находит несколько банкнот и швыряет их ему под ноги. Потом резко сгибается, словно получив пинок в живот, и опускается на пол, медленно и рывками, как на кинопленке, соскочившей с бобины. Так, уйдя в себя, она сидит, почти скрытая вздымающимся шелком красного платья, медленно оседающим на мраморный пол, трепещущим, как и она сама. Максим падает перед ней на колени, хочет обнять ее, чтобы утешить, молить о прощении, но она выглядит такой хрупкой, что он боится, что от его прикосновений она рассыплется. Она медленно поднимает лицо. Оно искажено горем. Она выглядит вдруг такой старой и такой брошенной, что Максим отходит на несколько шагов назад. Он сломал эту женщину. Подобно раненому зверю, она запрокидывает голову и широко открывает рот, словно волк перед тем, как завыть. Она хочет закричать, изо всех сил, но у нее не получается, из горла не вылетает ни звука. Максим, приготовившийся заткнуть уши, потому что ожидал голоса, перекрывающего мощностью симфонический оркестр, в ужасе опускает руки. Мышцы ее шеи напряжены, гортань вибрирует, на висках набухают вены, но — ни звука.
Только шторм становится все сильнее и несколько раз мощно ударяет по стеклянной конструкции. Стекла прогибаются, едва удерживаясь в пазах. У обоих возникает чувство опасности. Певица следит взглядом за удаляющимся грохотом, но продолжает беззвучно кричать. Она даже увеличивает неслышную мощь своего голоса, так что еще немного, и зазвенят бокалы.
В этот самый момент что-то ударяется в верхнюю часть окна, пять-шесть раз подряд, и с бешеной силой, разбив стекло, влетает внутрь зимнего сада. Огромная морская чайка, оглушенная страхом и болью, шлепается на пол посередине зала и оставляет кровавый след на мраморных плитах. От неожиданного порыва ветра распахиваются все двери зимнего сада — в вестибюль, на набережную, на пляж. Стеклянная стена разбивается вдребезги. Ветер играет с пальмовыми листьями. Стволы качаются. Одна пальма падает на землю и тащит за собой цветущее апельсиновое дерево. Волны заливают пол, а песок летит, ударяясь Максиму в лицо.
И над всем этим слышится крик чайки. Зильберстранд встает с пола. Подходит к птице. Поднимает ее обеими руками. Гладит ее по голове, которую птица с испугом отдергивает, по клюву, пытающемуся ее клюнуть. Покрывает поцелуями раненое тело и ищет осколки стекла в перьях.
На набережной Максим оборачивается. В гостинице везде зажигается свет, постояльцы, выглядывая из-за штор, пытаются понять причину недавнего грохота. Издали он видит певицу, с которой началась и закончилась его новая карьера. Она стоит, выпрямив спину, на штормовом ветру среди мерцающих осколков, прижимая к груди белую чайку.
— Я знаю эту девушку, — говорит однажды утром Джельсомина.[144]
Мы с ней завтракаем на балконе. Как часто бывает, я рисую свои фантазии на салфетке. Я всегда держу фломастеры под рукой и бездумно зарисовываю остатки ночных видений, пока мои сны не растворились в реальности дня. Джельсомина подходит ко мне и отодвигает мою тарелку, чтобы получше рассмотреть.
— Может быть, Бетти Буп?[145]
У фигурки большая голова, маленькое тело с крупным бюстом, высокие каблуки, как у многих женщин, снившихся мне, но Джельсомина качает головой.
— Ее фото висит у тебя на доске в Чинечитте, — Джельсомина поворачивает рисунок к себе. — Она играет в нашем фильме?
— Не знаю.
Я рисую декольте и желтое платье с черными пятнами, как у леопарда.
— Почему у нее на голове платок?
— Голова заболела, — шучу я, — от твоих вопросов!
Джельсомина, смеясь, вырывает у меня салфетку, играет, хотя видит, что рисунок еще не закончен. Я пытаюсь вырвать его, но она не отдает. Повязывает салфетку вокруг головы и нарочито принимает ту же позу, что и нарисованная девушка — одна рука касается головы, другая на бедре, настолько сильно отставленном, что кажется безобразным. Так она пародирует, дразня меня, и как только я встаю, чтобы догнать ее, убегает. Когда я ее ловлю, она требует в обмен на салфетку поцелуй. Я веду переговоры до тех пор пока цена не возрастает до трех поцелуев за шедевр. Только Джельсомина закрывает глаза и подставляет губы, как я сдергиваю салфетку у нее с головы.
При этом зацепляется ее парик. Увлекшись игрой, я позабыл о нашей хрупкости. Парик не слетает совсем, а повисает сбоку. Я в ужасе. Я обычно забываю, что он на ней. Энцо из отдела причесок Чинечитты сделал его так прекрасно и с любовью, что невозможно догадаться, что волосы ненастоящие.
Я прошу прощения, но Джельсомина меня не стыдится. Снимает парик. Странно, насколько мне дороже эти жидкие пряди ее прежних густых локонов. Она снова надевает парик, ловко, как может только актриса, и целует меня. Но когда она смотрит через мое плечо, ее лицо омрачается. Салфетка улетает со стола. Я пытаюсь ее поймать, но она взмывает вверх и кружится над крышами. Держась за руки, мы смотрим, как девушка из моего сна порхает вокруг нас. На миг кажется, что ее унесет в сторону Пинчо, но ветер меняет направление, и салфетка падает у наших ног, как мертвая птичка.
Настоящий персонаж комикса никогда не стареет. Джельсомина — да. Ее нарисовала сама жизнь. Страница чуть ли не отрывается. Линии разошлись. Бумага попортилась от непогоды. Цвета выгорели на солнце. Большая голова на маленьком теле, лицо все в морщинах, как комок газеты, который достали из корзины для бумаг. Я беру его, разворачиваю и пытаюсь нежно разгладить. Никто никогда не чувствовал столько нежности, как я.
144
Джельсомина — имя в романе взято из самого знаменитого к/ф Ф. Феллини «Дорога» (La Strada, 1954). Роль была сыграна Джульеттой Мазиной, женой Феллини, и была одной из лучших ее ролей.
145
Бетти Буп (англ. Betty Воор) — персонаж рисованных мультфильмов, созданный Максом Флейшером. Бетти Буп отличалась неприкрытой сексуальностью, что привлекло зрителей, но в итоге привело к закрытию проекта.